От Марьяны перешли к современной молодежи. Почему она так легко поддается соблазнам иностранной моды? Как неприятно смотреть на нелепое подражание безвкусным образцам, на бездумное кривляние под крикливые ритмы! Редко сейчас услышишь на вечеринках пение, его полностью заменил магнитофон. Один знакомый Андрея точно сказал, что нынче престижнее не уметь, а иметь, не выучить хорошую песню, а приобрести хорошую кассету, да еще и запустить ее на полную мощность, выставив «маг» в открытое окно. Такие меломаны не считаются со спокойствием соседей, терроризируют свой дом, а иногда и целый квартал. Идешь после работы усталый, а сверху ревет, грохочет, оглушает…
— Ну, Андрей, ты уж совсем старомодным стал, — перебила его Тоня. — Хотя ровно пять минут назад сам говорил, что не имеешь права выносить вердикты и быть моральным судьей.
— Есть вещи, которые можно и нужно осуждать, — внезапно вспыхнул Рубанчук. — Я не понимаю тех, кто полностью теряет голову от этих твоих «абб» и «бониэмов»!..
— Так уж прямо и моих… — улыбнулась Антонина.
— Ты же их обожаешь? — он посмотрел на Антона Ивановича, не принимавшего участия в разговоре, словно ища у него поддержки. — Знаете, затащила меня на этот дурацкий фильм об АББЕ… Ну, ладно там, операторская работа, ничего не скажешь. Но из этого фильма я ровно ничего для себя не вынес. Час и сорок минут компания полуидиотов дергается на экране. А в перерыве между дерганьями показывают восторг зрителей, обезумевшую от экстаза толпу.
— Господи, какой же ты рациональный! — всплеснула руками Тоня. — Вот к чему приводит сверхурочная работа над сывороткой. Неужели ты кроме дерганья и ритмов ничего не увидел на экране? Ансамбль суровой Швеции, страны темных лесов и светлых озер, песни, настоянные на прекрасной, кристально чистой гармонии шведской народной музыки, песни, которые исполняются на языке древних викингов и старинных скандинавских саг… Андрей, это же прекрасно!
— Ну, Антонина!.. Ты скоро, по-моему, заговоришь о них стихами, — безнадежно развел руками Рубанчук. — Где ты там увидела кристальную гармонию?.. А шведской народной музыкой там и не пахнет. Этот ансамбль скорее англосаксонского направления. Сейчас таких в Европе хоть пруд пруди. Все они снабжены ходовым пустячным товаром — глупыми песенками типа «Прыгай и танцуй!», «Найди себе богатого жениха!», «Деньги в этом мире — все». Недаром и у нас теперь слышишь: «Мани, мани, мани…», то есть: деньги, деньги, деньги…
— Каждый выбирает себе музыку по вкусу, — сказала притворно спокойная Тоня, хотя умом почувствовала правоту Андреевых слов. Она и сама не очень-то одобряла бездумное поклонение перед эстрадными «звездами» Запада. Однако не могла принять чрезмерного максимализма, раздражительности Рубанчука. — Песня, как любовь, Андрей, ее сердцу не навяжешь.
За разговором не заметили, как остыл чай. Пришлось Тоне опять идти на кухню, зажигать газ. Вернулась, села к столу. Настроение у нее сделалось мягким, мечтательным. Сидела бы вот так и сидела: нечасто ей приходилось побыть вместе с Андреем.
Стало темнеть. Дед, извинившись, пошел отдохнуть. Без него стало вроде бы неловко, возник какой-то барьер отчуждения: целый день ждала Андрея, а увидела и молчит… Ждала… Вся ее жизнь — вечное ожидание. А он горит, мечется, забывает обо всем на свете. Конечно, и о ней тоже. Бедная головушка, подумала она с горечью. Ей вспомнилось анонимное письмо, намеки на неверность Андрея, колкости — и все это показалось смешной, нелепой, оскорбительной чушью, которую даже и вспоминать не стоит. И все же решила вспомнить. Рассказала о своей статье, хождении на завод, реакции редактора на собираемый ею материал.
Андрей задумался.
— Вот уж не думал, что мы живем в таком, чрезмерно коммуникабельном мире, Тонюша. Казалось бы, что общего между нашим институтом и заводом Зарембы? А гляди, как в одну точку полетели стрелы, будто их выпустили из одного лука.
Он правильно ухватил суть происходящего, и Тоня сразу оценила его мысль. Даже невольно испытала радость от сознания того, что они оба так одинаково думают, как это бывает лишь у духовно близких людей.
Бьют по одной цели… Абсолютно по одной… Неожиданно в словах Андрея Тоня почувствовала раздражение, и где-то в подсознании у нее мелькнула мысль, что он хочет задеть и ее. Ведь и она, выходит, целилась в этом направлении, убеждая его проявлять осторожность. А он упрямо гнул свое и считал, что все эти письма, подтасовки, сплетни в конце концов могли погубить только Свету!