Каждая минута жизни

Максим неопределенно пожал плечами, и она приняла это как согласие. Застучала рядом с Зарембой своими модными каблучками-шпильками по асфальту. В метро было полно народа, самый час пик. Теснота, сутолока. Толпа невольно прижала их друг к другу, и тут он увидел прямо перед собой испуганные зеленоватые Тамарины глаза.

— Извините, что я прицепилась к вам, — сказала она тихим, виноватым голосом. — Хочу Светочку проведать.

— Она будет рада с вами познакомиться, — смутился Максим, чувствуя на своей щеке ее теплое дыхание. — Если, конечно, нас к ней пустят.

— Я же говорю, у меня есть знакомый. Да и вы его наверняка знаете, он у нас лекции на заводе читал. Карнаухов Николай Гаврилович. Я с ним говорила…

— И что он вам сказал? — насторожился Максим.

— Сказал, что Света обязательно будет жить.

«Будет жить… будет жить…» Он все время мысленно повторял эти слова, и в нем крепла уверенность, что так и будет. Сделают операцию, сотворят чудо. Какую именно операцию, об этом не хотелось думать. Было страшно.

А сейчас Максим смотрел на смуглое лицо Тамары. Красивая женщина… Ему стало вдруг неловко, словно он подсмотрел что-то запретное, ну, например, как кто-то целует эти брови, эту маленькую родинку около глаза, пухлые мягкие губы. В цеху никогда не обращал внимания на лица револьверщиц. Работницы и все. Видел только склоненные над резцами головы, умелые, быстрые руки, и все револьверщицы казались ему родными сестрами.

Только тогда, над Днепром, впервые увидел, что Тамара красивая. Но потом никогда не вспоминал об этом, не хотел вспоминать. Жена ведь есть! Да и старше он Тамары. Даже думать нельзя… Хотя кое-кто из его ровесников решился, посмел. Вон Левка Саранчук завел себе любовницу — девушку в сборочном цехе. Ну и что из этого вышло? Хотел было разойтись с женой, начались ссоры, скандалы, упреки, жена в партийное бюро прибегала жаловаться: мол, такой-сякой, аморальный тип, накажите его, приструните. А секретарь ей: «Аморальный, а хотите удержать. Где же логика?» «Чтоб дома был, со мной сидел»… Вот Левка и мотается от одной к другой. Поди, пойми этих женщин…

Клиника встретила тишиной и прохладой. В такие предвечерние часы тут почти никого нет. На стене вестибюля — огромное мозаичное панно: извивающиеся красные стрелы, вспышки, хаотические завихрения разбушевавшихся солнц и сердец. «Черт-те что», — устало подумал Заремба.

На их звонок вышел Карнаухов. Он был без халата, видно, собирался домой.

С Зарембой поздоровался, как с давним знакомым. Удивленно вскинул брови, увидев Тамару.

— О-о!.. Это вы?! — он окинул ее чисто мужским взглядом.

Тамара смутилась и отошла в сторону.

Карнаухов по-приятельски подмигнул Зарембе и сказал многозначительно:

— Девушка с сердцем орла!

Заремба нахмурился.

— Вы можете мне сказать?..

— Сию минуту, — заторопился Карнаухов, не отрывая глаз от Тамары. — Мне совершенно необходимо проводить эту девушку наверх… И я в вашем распоряжении…

— Зачем? — удивилась Тамара.

— На страницы мировой прессы, — теперь уже ей подмигнул Карнаухов. — С вами желает познакомиться гостья из Западной Германии. Когда она узнала, что вы предложили свою почку для больной девочки, она не поверила. А потом говорит: «Наверное, за большие деньги? У нас, говорит, тоже бывает… Один безработный даже поместил объявление в газете, что готов за большую сумму, чтобы обеспечить семью, продать свое сердце». Пойдемте, она очень интересная девушка, кстати, вашего возраста. Поговорите с ней.

— Но я ничего не сделала… — запротестовала Тамара. — А потом, что я буду ей говорить? Зачем?

— Скажете, что вас натолкнуло на такую мысль… Ну, какие мотивы, так сказать.

— Не знаю, какие.

— Но… какие-то ведь были! — даже рассердился Карнаухов. — Вот я, например, точно знаю: мотивом моего поведения и поступков в рамках этого института является мечта. Да, огромная, колоссальная мечта! Год тому назад все говорили: Карнаухов гоняется за фантазией, занимается донкихотством. А сегодня из ФРГ прилетает всемирно известный хирург и жмет мне руку. Значит, мечта чего-то стоит?

Тамара поняла, что он рисуется. Она не любила хвастунов.

— Ну, что ж, предположим, у меня есть свои мотивы, — на мгновение скрестив свой взгляд с Максимом, сказала она. — Только я об этом не скажу никому.

— Обязательно что-то скажете, — покровительственно заверил ее Карнаухов. — Бетти Рейч умеет располагать к себе даже президентов. Идемте, идемте. — Он решительно взял Тамару за руку и потянул по лестнице наверх.

В вестибюле было прохладно. Санитарка протирала влажной тряпкой пол.

Вернулся Карнаухов. Жестом пригласил Зарембу присесть на диван. Устроился рядом и сам.