Каждая сыгранная нота

Билл открывает дверь, и они выходят, оставляя ее незапертой. Ричард спускается по ступеням сосредоточенно и осторожно, желая доказать Биллу, идущему перед ним спиной вперед и наверняка оценивающему уверенность каждого шага, что он в полной мере способен совершить прогулку самостоятельно. Они пересекают роскошный холл и, пройдя через открытую Биллом парадную дверь, оказываются на улице.

От холодного воздуха краснеет лицо, но он чистый, свежий и сразу же кажется куда более живительным, чем спертый воздух внутри квартиры, где Ричард слишком долго мариновался. Он делает глубокий вдох и протяжно выдыхает. Оглядывает проезжающие машины, идущих по тротуару и прогуливающихся в парке людей, детскую коляску, велосипедиста, собаку, белку. Улыбается. Он снова среди живых.

Билл похлопывает его по спине:

— Все будет хорошо. Увидимся утром, Рикардо.

— Спасибо, Уильям.

Перед тем как сдвинуться с места, Ричард провожает взглядом спешащего по улице Билла, ангела, держащего путь к очередной ванной, спальне, кухне, к кому-то с рассеянным склерозом, раком или «альцгеймером», — чистить зубы, мыть головы и гениталии, массировать, одевать, кормить, распевать одновременно с этим популярные песенки и дарить некоторым свободу делать что-то в пределах их сил, пока эти силы еще есть.

Боже, храни Билла.

Глава 12

В трех кварталах от своего дома Ричард входит в ворота Паблик-гарден, бостонского общественного парка. И все, он уже выдохся. Когда он просто стоит или проходится из спальни до гостиной, его ноги кажутся ему крепкими, все еще работающими и послушными, нормальными. Находясь дома, он может убедить себя в том, что БАС поразил его тело только выше пояса. Возможно, даже стоит вернуть это чудовищное инвалидное кресло стоимостью 27 тысяч долларов, которые страховка не покрыла. Но в квартире площадью 1400 квадратных футов всего с одной спальней он не особо нагружает работой свои квадрицепсы, задние мышцы бедер и икры.

Три квартала от парадного крыльца, у которого они расстались с Биллом, совершенно вымотали Ричарда. Кости наполнились камнями и невозможно отяжелели, ноги превратились в мешки с песком, и у него не осталось сил их передвигать. Даже когда он стоит на одном месте, его пошатывает. Ему нужно сесть. Ближайшую скамейку он замечает за поворотом возле конной статуи Джорджа Вашингтона и пытается определить на глаз, сколько до скамьи шагов. Прикидывает — около тридцати, и всерьез опасается, что не сможет до нее дотянуть.

Это ненормально. Ненормально, что прогулка в три квартала выматывает сорокапятилетнего мужчину так, что ему может не хватить сил на тридцать последних шагов. Отрицать бессмысленно. БАС проник в двигательные нейроны, обеспечивающие работу мышц в ногах, и прогулка через три квартала загнала Ричарда в кротовину, жалкую, но вполне достаточную для того, чтобы разоблачить это зловещее вторжение. Он представляет себе, как его тело противостоит этому нападению, как в каждом нейромышечном соединении разгорается молекулярная война с БАС, как невидимая армия сражается с вероломным противником, превосходящим ее по численности и вооружению, с приказом стоять до последнего. Армия удерживает свои позиции в ногах Ричарда, когда тот сидит дома, но когда ей приходится перенаправлять половину своего состава на совершение прогулки до Паблик-гарден, создается угроза для обеспечения обороны, БАС переходит в наступление и враг готов взять территорию под свой контроль. Его армия отзывает войска. Каждый солдат нужен в окопах. Никакой больше ходьбы!

Но он упрямо переставляет ноги, и каждый шаг — мучительное наказание. В голове раздаются голоса Билла, Кэти Девилло и невролога, которые распекают его на все корки. Когда он так устает, ходьба становится для него опасной. Нарушается координация. Особенно беспокоит, что он начнет подволакивать обессилевшие ноги, запнется о неровную дорожку и полетит на землю. Не имея возможности задействовать руки, чтобы смягчить удар, он здорово рискует: каждое падение чревато травмой головы, переломом и посещением отделения неотложной помощи.

До цели остается двадцать футов, а у него быстро заканчиваются запасы горючего и веры. До сих пор неподъемные, ноги теперь кажутся еще и ненадежными, пошатывающимися башнями, сложенными из деревянных блоков, что грозятся обрушиться под ним при каждом шаге. Кровь стремительно циркулирует по сосудам, проносится через камеры сердца, умоляя поспешить, пока он еще не упал. Ричард оглядывается. Насчитывает пятерых человек, которые находятся достаточно близко, чтобы услышать его окрик, но они с тем же успехом могут быть в Тимбукту, ведь он ни за что не обратится к кому-либо из этих незнакомцев за помощью.

Точно так же он никогда не обратится к своему отцу и братьям в Нью-Гэмпшире или дочери в Чикаго. Не сможет обратиться ни к Тревору в Нью-Йорке, ни к своей медицинской бригаде из Масс-Дженерал[23], ни даже к Биллу, который занят сейчас своим следующим пациентом. Ричард один в Паблик-гарден. Один у себя дома. Один со своим БАС. И его вдруг охватывает совершеннейший ужас.