— При-еде до-мой на ве-се-не ка-ни-клы?
— Был план смотаться на озеро Тахо с Мэттом и компанией приятелей. Но вообще не знаю, наверное.
— Ву-чит до-ро-во. Е-жай.
— Я, скорее всего, приеду сюда на выходные в марте. И точно вернусь домой на лето.
— Ла-но.
— До скорого.
— До-ко-ро-го.
Она встает, снова подходит к отцу и, положив руку ему на плечо, целует в лоб.
— Пока, пап.
Когда она выходит из кабинета, ему хочется протянуть руку и дотронуться до нее, обнять ее и крепко прижать к себе, прикосновениями показать то, что он, похоже, не может облечь в слова, но его руки еще более бесполезны, чем голос. Он мучим раскаянием и неспособностью проговорить то извинение, которое хочет ей принести, ведь оно выйдет чересчур длинным, речь у него чертовски медленная, а слов слишком много и одновременно недостаточно, и он совершенно неискушен в подобных разговорах. Она уходит, а он размышляет об истории своего отца — той, которую он, Ричард, пронес через всю свою взрослую жизнь, трудную, нескладную и болезненную — и задается вопросом: а что думает Грейс о нем самом? Когда ее бойфренд спрашивает: «Какой у тебя отец?» — что она отвечает? Насколько трудной, нескладной и болезненной оказывается ее история?
Глава 22
Ричард и Карина сидят бок и бок в тесном кабинете доктора Джорджа, эксперта по поддерживающей коммуникации. Последние несколько минут доктор Джордж рассказывал им о себе и своей работе. Что ж, энтузиазма ему не занимать. Лет, наверное, тридцати пяти, бледный и худой, в очках с металлической оправой, он источает чрезмерное жизнелюбие, граничащее с легкой придурковатостью, и кипит энергией так, будто три последних эспрессо явно были лишними, однако Ричард подозревает, что все это просто образ. Жизнерадостная манера оказывается настолько неожиданной, что невольно подкупает, слишком уж она отличается от поведения других специалистов, с которыми встречается Ричард. Не то чтобы он в чем-то их винил. Работать с больными БАС — то еще веселье.
— Итак, рассказывайте, как у вас обстоят дела, — говорит доктор Джордж.
— Во-первых, — начинает Карина, — его трудно понять, когда…
— Извините. Прошу простить, что перебиваю. Но позвольте, я вас прямо здесь и остановлю. Хочу все услышать из первых уст. Это же логично? Ричард? — Доктор Джордж приподнимает брови и с улыбкой кивает Ричарду: — Прошу.
— Я те-а-ю го-лос, и-мы-хо-тим нать, что мо-но де-лать, то-бы я мог ка-то ощать-ся.
— Хорошо, понятно. Я немного огорчен, что мы с вами встречаемся только сейчас. Жаль, что вы не пришли ко мне сразу после того, как вам поставили диагноз, или хотя бы пару месяцев назад.
Невролог Ричарда, который направил его к доктору Джорджу, подтвердил, что пациенту при постановке диагноза сказали о возможности загрузки и сохранения голоса и позднее неоднократно напоминали об этом, однако Ричард ничего такого не помнит. Узнав о своей болезни, он был в состоянии шока, а потом не меньше трех месяцев — в состоянии отрицания. Информация о докторе Джордже была погребена где-то в кипе другой пугающей информации о вещах, с которыми не хотелось иметь ничего общего, например о гастростомии, инвазивной вентиляции легких и креслах-колясках с электроприводом. Даже когда Ричард принял поставленный ему диагноз, тот факт, что он со временем потеряет голос, принимать отказался. Некоторым больным БАС удается его сберечь. Может, и ему повезет. У него такое чувство, что загрузить собственный голос — это все равно что обустроить детскую или разбить бейсбольную площадку посреди кукурузного поля. Если он создаст голосовой банк, тот ему непременно понадобится.
— Зна-ю, не-мно-го ри-по-здал на ве-че-рин-ку.
— Нестрашно. Вечеринка еще не закончилась. Притом что ваш голос потерял в мелодичности и уже не такой сильный, каким, я уверен, был раньше, он все еще исключительно ваш. То, как вы выделяете слоги, используете идиосинкратические фразы, даже звуки, которые вы издаете, — смех, к примеру, — все это характерно только для вас. Записав их, мы сможем сохранить процесс общения личным и живым.
Ричард задумывается над тем, какой у него смех. Такой же, каким он был до БАС? Пытается вспомнить, когда он в последний раз смеялся в полный голос, но в голове одна пустота. Жизнь уже довольно давно не подкидывает ему ничего смешного. Поскольку все прочие звуки, вылетающие у него изо рта, изменились, он подозревает, что и смех стал другим. Он пытается услышать его внутренним ухом, но находит только тишину. Надо будет попробовать рассмеяться, когда он окажется дома.
— Хотя ваш голос сейчас звучит по большей части монотонно, результаты вас удивят. Даже мельчайшие его модуляции могут передать оттенки эмоций и личности, на что просто нельзя рассчитывать при использовании голоса, синтезированного компьютером.