Каждому свое

— Кстати, вы до сих пор не назвали ни фамилии, ни адреса человека, с которым должны установить связь, — вмешался Гофмайер.

— И то, и другое указано в отчете.

— Повторите.

— Кторов, Красноармейская, 10.

Гофмайер скрупулезно зафиксировал сказанное на бумаге. Зиберт не удосужился сделать даже этого. Затем полковник положил ручку на чернильный прибор, словно подводя итог разговору.

— Думаю, на сегодня достаточно.

То, что полковник думал, оказалось обязательным для всех присутствовавших.

— Сейчас вас отвезут на конспиративную квартиру, — обратился он к Северову, — где вы будете находиться несколько дней, пока мы проведем проверку.

Тут же появился офицер в наглухо застегнутом кителе и начищенных до блеска сапогах.

— Отвезете, — Гофмайер кивнул в сторону Северова, — на 12-ю.

— Слушаюсь! — офицер наглядно продемонстрировал, что каблуки существуют не для того, чтобы удобнее было ходить, а для того, чтобы ими щелкать.

Через пятнадцать минут езды по древнему городу, переполненному служивыми в гитлеровской военной форме, машина въехала во двор старого приземистого купеческого дома, сложенного из могучих бревен, видимо, под стать первому хозяину.

Уже в прихожей пахнуло чем-то близким к уюту. Чистый деревянный пол украшали лоскутные дорожки. Стол с могучей столешницей подпирали четыре толщенные опоры.

На шум из глубины дома вышла женщина, являвшая собой воплощение всех черт арийской расы: натуральная блондинка со светло-голубыми глазами, среднего роста, белолицая. Ее поведение вполне соответствовало образу. Она что-то коротко бросила шоферу и тот, не попрощавшись, исчез. Видимо, это был день, когда по немецкому календарю не следовало ни прощаться, ни здороваться.

— Здравствуйте, фрау, — произнес Северов и склонил голову. — Я — Генрих, прибыл к вам на постой.

— Карин, — вырвалось у нее невольно, о чем она тут же пожалела и взяла себя в руки. — Я — хозяйка дома, поэтому по всем проблемам быта обращайтесь ко мне. Вот — туалет и умывальник. На столе ужин и горячий кофе. В экстренных случаях постучите мне в дверь на втором этаже, но только до 945 вечера — потом я ложусь спать. И с 7.30 утра, когда я уже бодрствую.

«Брунгильда», — назвал ее мысленно Генрих эпическим германским именем, неожиданно всплывшем в его памяти из времен далекого детства.

Тогда мать читала ему на ночь отрывки из древнего эпоса, кажется, из «Песни о нибелунгах». В воображении сложилась статная дама с мужественным лицом и мечом в сильных белых руках. Карин на эпическую Брунгильду не тянула. Была на голову ниже воображаемой героини, в плечах вполовину уже. Руки, конечно, никогда тяжелого меча не держали и были нежно красивы, особенно кисти с длинными изящными пальцами и миндалевидными ухоженными ногтями.

— Для чтения на столике газеты, — продолжала она. — К сожалению, не свежие, новые пока не поступали. Дом охраняется снаружи, так что самостоятельно выходить не рекомендуется. — Она повернулась и едва заметно плавно покачивая бедрами направилась вглубь комнаты к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Спокойной ночи, фрау Карин!

Пожелание застало ее уже на второй ступеньке лестницы. От неожиданности она слегка вздрогнула, повернула голову и глянула через плечо на гостя так, словно он сделал ей скабрезное предложение.

Оставшись в одиночестве, Генрих привел себя в порядок, съел оставленный на столе ужин, уселся в кресло и почувствовал, как приближающийся сон, перемешиваясь с реальностью, овладевает им. Завтра начнется новая жизнь. Как долго она продлится? Или едва начавшись, бесславно закончится в темноте подвала или на поляне при ясном свете? Но это уже совсем не важно.

Глава четвертая

Гофмайер поначалу был удивлен, почему не последовал быстрый ответ на его предложение. «Вот так всегда. Скорей-скорей, а затем тишина».

Критиковать начальство в разговоре с самим собой всегда приятно, а главное, безопасно. На сей раз, однако, это не прошло бесследно. Через несколько минут принесли телеграмму, прочтя которую Гофмайер вынужден был поумерить свой пыл, особенно прочитав последние фразы: «С предложенной вами кандидатурой согласны. Для работы с агентом прибудет Шниттке. Центурион».

«Центурион» был псевдонимом адмирала, которым он подписывал телеграммы, направлявшиеся во все точки мира, где действовала резидентура абвера.