Каждому свое

После прочтении телеграммы Гофмайером овладело смешанное чувство. С одной стороны, он относился к своему дальнему родственнику с большим теплом, зная его разухабистый характер, уживавшийся каким-то образом с удивительной порядочностью по отношению к людям. С другой стороны, Гофмайер незаметно убедил себя в том, что появление русского парашютиста, пожелавшего работать на великую Германию именно под его началом, вовсе не случайно. Это было результатом правильно организованной работы подразделения абвера, которым руководил он. Что он сделал конкретно, было не ясно даже ему самому. Но Гофмайер не сомневался, что легко сумеет сформулировать это при первой необходимости. А поскольку личная заслуга его в этом деле неоспорима, то, откровенно говоря, делить успех даже с милым родственником не очень-то хотелось.

В этих сомнениях Гофмайер и провел остаток этого и начало следующего дня. Вернувшись после обеда, он сел в кресло, поинтересовавшись в секретариате, нет ли для него сообщений из Берлина, имея в виду время приезда Шниттке, и ввиду отсутствия таковых погрузился в размышления о том, как ему следует принять родственника.

И, как говорится, стоит подумать о черте, и он явится. Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет вместе с порцией свежего воздуха влетел излучающий оптимизм, помноженный на вечное движение, Шниттке.

Он был одет в прекрасно подогнанный по его фигуре военный мундир, на котором красовались совсем нетронутые временем погоны подполковника. А сам он распространял не только свечение блестящих погон, но и сильный запах модного одеколона «4711».

— Послушай, Шниттке, присядь на секунду и объясни, что происходит? — взмолился Гофмайер.

— Изволь. Рассказ в обмен на кофе с коньяком. Принцип прост: чем больше коньяку, тем подробнее рассказ.

Гофмайер открыл створку шкафчика и послушно поставил перед гостем бутылку коньяка. Тут же принесли кофе. Шниттке сделал несколько жадных глотков того и другого, в соотношении один к трем в пользу кофе.

— Итак, с чего начнем? — спросил он, но, не дожидаясь ответа, приступил к повествованию. — Меня неожиданно вызвали на самый верх. Как всегда, адмирал был немногословен: «В связи с некоторой вынужденной обстоятельствами перестройкой нашего агентурного аппарата вам предстоит вылететь в Россию для принятия на связь нового человека, которого мы планируем в дальнейшем использовать на Западе. Гофмайер, к которому вы направляетесь, старейший и опытнейший сотрудник абвера».

— Это он вам меня рекомендовал?

— Нет, это я вас ему рекомендую, — ответил адмирал и поднялся из кресла в знак окончания аудиенции.

— И что дальше?

— Дальше я оказался в самолете рядом с очень приятной дамой, женой то ли начальника, то ли заместителя начальника штаба армии, которая летела сюда, чтобы отпраздновать какой-то юбилей мужа. В связи с этим обстоятельством она везла с собой солидный набор французских напитков, который очень скрасил нам неприятное время висения в воздухе. Когда самолет пошел на посадку, она высказала явное сожаление по поводу предстоящего расставания. Я согласился продлить общение в машине, которая доставит ее в расположение ставки, а меня — к тебе. Должен сказать, я горд, что оказался здесь, не причинив тебе лишних хлопот.

— Когда-нибудь женщины погубят тебя, — мрачно заметил Гофмайер.

Родственники просидели до полуночи, обсуждая дела служебные, а заодно и житейские.

Часам к десяти утра следующего дня «Опель-капитан» серого цвета въехал во двор бревенчатого дома. Два немецких офицера в идеально отглаженной форме, без малейших признаков неудобств фронтовой жизни, легко поднялись по ступенькам, не касаясь перил.

— Фрау Карин, позвольте представить вам моего коллегу, подполковника Шниттке. Он только что из Берлина.

— Как дела в столице Рейха? Я слышала, бомбят?

— Вы слышали? Неужели и сюда шум взрывов доносится? — попробовал неудачно сострить Шниттке.

— До нас все доносится, — сухо парировала Карин. — Слава Богу, я сумела уговорить отца перебраться в наше поместье, все же это в пятидесяти километрах южнее столицы.

— А где ваш постоялец? — поинтересовался Гофмайер.

— Я здесь, — отозвался из глубины гостиной Генрих.

Хозяйка поставила на стол кофейник с суррогатным кофе и деревянную хлебницу с веселенькими цветочками снаружи и блеклой выпечкой внутри.

После сдержанного приветствия все сели за стол.

— Представитель Центра подполковник Шниттке специально командирован Берлином для установления контакта с вами.

Генрих слегка склонил голову, чем подтвердил уважение к прикомандированному.

— Так с чего мы начнем? — Шниттке откинулся на спинку стула и артистично забросил ногу на ногу.

— Думаю, с биографии, — предложил Северов.

— Почему?

— Ваши коллеги начинали именно с этого. Я дважды письменно и дважды устно излагал свою биографию, а потому сделать то же самое в пятый раз не составит мне труда.

— Именно поэтому не стоит. Лучше еще раз ответьте на вопрос, почему вы решили перейти на нашу сторону? Из убеждений?

— Нет, из расчета. И может быть, по зову крови.

— Интересно.