Каждые сто лет. Роман с дневником

– Нет. Я только так, посмотреть.

– Отрежу три, – сказала Ира. – Деньги-то хоть с собой?

– Нет, – снова сказала я, глядя себе под ноги.

– Ладно. Куплю на свои, потом отдашь. Только не забудь.

– Мама приглашает тебя в гости, – невпопад сказала я. – Хочет поговорить насчёт Димки и просто… повидаться.

– Повидаться? – улыбнулась Ира. – Некогда мне просто видаться. И пусть не беспокоится за своего сыночка, у меня уже давно другие отношения.

– С тем мужиком? – не сдержалась я. – В кожаной куртке, и губы как лист?

– Сама ты лист! – Тараканова держала в руке портновские ножницы, собираясь отрезать от куска три метра, и вот уже эти ножницы смотрели прямо на меня – острыми концами. Это продолжалось какую-то секунду, но я уже тогда поняла, что буду помнить эту секунду всю свою жизнь.

Княжна злобно откромсала пресловутые три метра, упаковала в обёрточную бумагу, перевязала шпагатом и вручила мне. Потом убрала рулон на место и уже мирным голосом сказала:

– Скажи матери, я зайду на выходных. Деньги за материал вернёте, ну и поговорим, наверное.

Викуся ела чебурек и пила чай из термоса. Ира прошла со мной через весь магазин, открыла двери.

Через несколько шагов я столкнулась с тем кожаным типом, он возвращался в магазин. Только доехав до дома, я поняла, какой лист мне напомнили его губы. Ровный, без изгибов – лавровый.

Упразднённая улица

Санкт-Петербург, октябрь 2017 г.

Дом покрашен в оливковый цвет, окна оторочены белыми полосами, почему-то напомнившими воротнички небогатых, но аккуратных старушек. Исторический архив Санкт-Петербурга… Улица Псковская на протяжении своего существования носила и другие названия – одно было обидным: Упразднённая. Совсем недалеко отсюда – Пряжка, квартира Блока, где теперь музей. Но у Блока свои летописцы, а Ксану интересуют исключительно Лёвшины и Долматовы.

На сайте архива было доходчиво сказано, что подавать запрос нужно за месяц до предполагаемой даты визита, так как читальный зал перегружен. Вся Россия кинулась изучать семейные летописи. Вот и Ксана туда же. Сейчас её вежливо попросят оставить заявку и растаять в свете дня, который разгулялся не на шутку… Деревья прямо-таки сверкают листвой, особенно вон то, на углу. Похоже, что вяз. Мама когда-то давно показывала ей листья вяза – смотри, они всегда асимметричны, какой листик ни возьми, часть слева от черенка будет обязательно отличаться от правой.

Не так и много остаётся в городах от прошлой жизни, думала Ксана. Деревья, проложенные улицы, названия, имена. Даже если виллу Эрмитаж в Кларане назовут однажды по-другому, имя улицы – chemin de l’Ermitage – останется и на карте, и в памяти, и в истории…

– Не знаю, что вам сказать, – развела руками сотрудница архива. – Надо было заранее предупредить, у нас на сайте вся информация.

– Но я не могла заранее, я здесь проездом! Из Екатеринбурга.

Теперь сотрудница развела руками совсем в другом смысле:

– Ой, я ведь тоже с Урала! Из Ирбита. Знаете такой?

– Ещё бы!

– Надо было, конечно, на сайте… А! Ладно, давайте посмотрим, что можно сделать. Запрос подготовили?

– У меня только фамилии.

– Нет, ну так я вам точно ничего не найду. Хотя бы знаете, где ваши «фамилии» работали, учились, жили?

Ксана вспомнила почему-то про Лёлю.

– Алексей Лёвшин, учился в Институте путей сообщения в тысяча восемьсот девяносто девятом – тысяча девятьсот втором годах.

Уроженка Ирбита приободрилась:

– Пишите заявку. Я объясню как.

– Ещё на Константина Матвеева посмотрите, пожалуйста. Студент Петербургского университета, даты те же, может, чуть позже.

– А вы почему ими интересуетесь? Мы обязаны спрашивать, не думайте, что я из любопытства.

– Это мои предки, я пишу семейную историю, – соврала Ксана.

– Сейчас многие пишут, – кивнула сотрудница и почесала себе спину карандашом: там, вполне возможно, проклюнулись ангельские крылышки.

Вскоре Ксана уже сидела в читальном зале, где царила многообещающая рабочая тишина. На столе перед ней лежала толстенная книга документов, переплетённая в начале прошлого века. Ещё ей дали коробку, где катались баночки с плёнкой, и целую стопу картонных папок. Позади столов находились специальные аппараты для просмотра: плёнки закреплялись в проекторе на манер фотографических, вручную заряжаемых в камеру. Она помнила, как это делается, ещё со школы – Ринат несколько раз пытался научить её фотографировать, но каждый раз всё начиналось и заканчивалось «заправкой плёнки», а потом они принимались целоваться… Оба тогда ещё не умели этого делать, улыбнулась Ксана, вынимая плёнку из первой баночки.

На экране один за другим появлялись документы – все они касались Константина Константиновича Матвеева, будущего мужа Ксенички. «Противный брюзгливый старик», вспомнила Ксана папины слова. Вот и попытайся теперь представить его студентом!