Каждые сто лет. Роман с дневником

– Кто-то из института обеспокоился, – сказала мама, и я подумала, что «Иванов» – это, наверное, Марианна Аркадьевна, смотрительница музея. – Но это было ниже моего достоинства – ходить и шпионить за ними, – добавила она так поспешно, что я сразу поняла: ходила и шпионила.

Видела, как Танечка возвращается из школы со своим красивым портфелем. Видела, как папа обнимает Александру Петровну за талию, входя в подъезд на Волгоградской. Мама стояла под какой-нибудь лиственницей или другим деревом – своим вечным защитником – и смотрела, как на третьем этаже в спальне включают свет и папа задёргивает шторы точно так же решительно, одним движением, как он это делает дома… А потом мама шла домой, готовила ужин, гладила бельё, проверяла у нас уроки и садилась за стол писать свою вечную диссертацию про кладодии и филлокладии редких видов деревьев – объект постоянных папиных шуток…

«У Серёжи вся жизнь – камни, а у меня – деревья» – так говорила мама своим друзьям, которые раньше бывали в нашем доме чуть не каждую неделю. «И что у нас может быть общего?» – подхватывал шутку папа. Димка однажды на полном серьёзе сказал: общим может стать окаменевшее дерево. Родители тогда так смеялись…

На свадьбу отец не пришёл, но попросил меня передать молодым конверт с деньгами. Димка весь пошёл пятнами, когда я вручила ему отцовский подарок, буркнул: ничего нам от него не надо! Но Ира положила брату руку на плечо, что-то шепнула на ухо, и он всё-таки взял конверт и тут же отдал его Таракановой…

Отмечали в ресторане «Старая крепость», на вокзале. Там был заказан отдельный зал, и музыка была своя, и фотограф (я боялась, что приедет папа Рината, но это был незнакомый бородатый мужик, от которого густо пахло «Беломором»). Приехала Ирина мать из деревни: постаревшая, жалкая, она с порога бухнулась перед нашей мамой на колени и стала просить у неё прощения. Бедная мама поднимала Татьяну Николаевну с пола, а та цеплялась за мамины ноги и наделала ей затяжек на колготках. Ира свою мать почти не замечала, впрочем, она почти никого и ничего не замечала и пила наравне с мужиками, хотя живот у неё упирался прямо в стол.

– Ирочка, может, не стоит так усердствовать? – волновалась наша мама, но Княжна отмахнулась:

– Не бойтесь, тёть Вер, мне врач разрешил! – Что это за врач такой, интересно, который разрешает беременным пить водку на собственной свадьбе?

Танцевали в основном Ирины подруги из магазина, та самая Викуся и ещё какие-то девушки, одетые в похожие платья. Взрослые гости несколько раз выходили на середину зала, но быстро тушевались и снова садились за стол. Когда я шла в туалет, то увидела, что Ира звонит кому-то из телефона-автомата и плачет. А потом была та ужасная сцена, когда невеста легла прямо на стол, свалив с него тарелки. Легла на спину и сложила руки на груди, как мёртвая.

– Доча, – неловко смеялась Тараканова-старшая, – успеешь ещё это самое!

– Никогда не видела более кошмарной свадьбы, – задумчиво сказала мама, когда мы с ней уезжали домой в такси. Пьяную жену и такую же пьяную тёщу Димка увёз ещё раньше, а мы остались, чтобы заплатить штраф за битую посуду.

Когда подходили к дому, то увидели, что во дворе срублены два старых тополя: они лежали прямо напротив нашего подъезда, и сосед ходил вокруг них с топориком.

– Это правильно, – сказала мама, обычно заступавшаяся за все деревья без исключения. – Старые тополя надо обязательно вырубать. Всему приходит свой срок.

Девушка в гостях

Санкт-Петербург, октябрь 2017 г.

Квартал, где живут Влада и Пётр, называется «Парадный». Местная «золотая миля», заповедник для тех, у кого нет проблем с оплатой счетов. Ухоженная территория, фонтаны, газоны, фонари. Плитка в аллеях положена красная, чтобы напоминала, по всей видимости, кинофестивальный ковёр. Охранники прогуливаются как бы невзначай, никаких шевронов и оружейных пузырей под куртками, но всё равно сразу ясно, что это охрана.

Ксана легко нашла нужный дом и парадную, постояла минутку перед входом, чтобы прийти в себя и настроиться на «непринуждённое общение». Клавдия Филипповна, мотовилихинская жена Константина Матвеева, никак не шла из её мыслей. Чужая семья буквально на глазах разрасталась, поглощая все её невеликие силы. Росло это древо не кроной вверх и в будущее, а корнями – в прошлое, в почву.

А ведь где-то рядом жила её настоящая бабушка – Ксения Витольдовна Лесовая. Она была учительницей немецкого, никогда не вела дневников и умерла в блокаду от голода, успев отправить маленького сына, Ксаниного папу, на Большую землю. Он почти не помнил её, вырастили папу чужие люди и только спустя годы рассказали, что он ленинградец, сын женщины, о которой никто ничего толком не знал. Вроде бы состояла при каком-то институте, но каком точно – сведений нет.