Каждые сто лет. Роман с дневником

– А должна? – проскрипела старушка. Она сделала шаг в мою сторону, сняла очки и принялась рассматривать в упор.

Лет прошло много, Марианна совсем состарилась, и сама я была практически неузнаваемой, но я уже знала этот эффект: пройдёт несколько минут – и увидишь другого человека. Смотрительница сбросит с себя старушечий костюм, ударится оземь и обернётся прежней язвительной Марианной. Её бесшумная походка, во всяком случае, никуда не делась, да и передвигалась старуха по-прежнему быстро, я в этом скоро убедилась. Раньше отец говорил, что Марианна носится по музею, как парусник по морю.

Осмотрев меня с головы до ног, смотрительница скривилась:

– Нет, не помню. Работали, что ли, здесь? В котором году?

– Я Ксана. Ксана Лесовая…

– Так вот ты какая стала… – Марианна стукнула себя по лбу с такой силой, что я испугалась за неё. – Я тебя другой представляла!

– Ну извините, – улыбнулась я. Мне не привыкать разочаровывать прежних знакомых: в чём, в чём, а в этом я очень хороша!

Марианна Аркадьевна повела меня туда, где больше света, и там снова принялась жадно высматривать в моём лице признаки хоть какого-то сходства с отцом. Практически отсутствующие. За моей спиной оказался ещё один старый знакомый – фикус, давным-давно превратившийся в полноценное дерево.

– Помнишь, как у него листок отпал? – улыбнулась Марианна. – Ты его принесла и говоришь: Марианна Аркадьевна, приделайте листик обратно.

– Я и маме всегда приносила веточки, листья. Требовала, чтобы она их отдала дереву. Отколовшуюся ручку нужно было приклеивать к чашке, сорванные цветы – сажать в землю…

– Да уж, – задумчиво сказала Марианна Аркадьевна. – Ну и куда это тебя привело?

– К вам привело, – честно сказала я. – Расскажите мне про Константина Константиновича Матвеева и Ксению Михайловну Лёвшину. Говорят, Матвеев перед уходом на пенсию хлопотал о том, чтобы оформить над вами опеку?

Марианна перевела взгляд на фикус, пребывавший, кстати говоря, в отличной форме, несмотря на свой почтенный возраст.

– Почему они вдруг тебя интересуют?

– Ну… Это долгая история.

– Знаешь что, милая, если тебе нужна моя долгая история, то сначала я хочу услышать твою! Но не здесь. И не сегодня. Приезжай ко мне завтра домой, в музее будет выходной, а я больше никуда не хожу. В два часа. Привези какой-нибудь торт, хороший коньяк и пачку сигарет с мятным вкусом. У торта проверь сроки годности, я только свежее ем. Записывай адрес.

Марианна Степановна жила в Пионерском посёлке на улице Боровой. Продиктовав нужные цифры, она поправила на носу очки и поспешила к китаянке, которая только что поднялась по лестнице и теперь выбирала наилучший ракурс для селфи.

– Марианна Аркадьевна! – вполголоса окликнула я, когда пристыженная китаянка поспешила в кассу. – А почему в музее нет ни одного упоминания о профессоре Матвееве, ни его портрета, ни завалящего фото? Вон ведь даже какие-то любители-палеонтологи на стендах красуются, а он был основатель музея, стоял у истоков…

– Всё завтра, – прошипела Марианна. – Не мешай работать, милая.

Китаянка уже размахивала купленным разрешением, да и мне пора было возвращаться из прошлого в настоящее. Времени осталось разве что на одну сигаретку.

У входа курил, красиво отставив руку в сторону, давешний продавец. Всем своим существом он наслаждался этим моментом и этим днём. Рядом с продавцом стояла женщина примерно моих лет и тоже курила, но как-то поспешно, без удовольствия, словно бы отбывая повинность.

– А вот и внучка основателя! – сказал продавец женщине. – Ваша, получается, близкая родственница.

В пустом зале

Свердловск, март 1937 г.

В марте я услышала от преподавателей, что такого-то числа будет вечер ударников Горного института. Кто-то из преподавателей обижался, что билетов им не дают, а Оня Романова, всех менее заслуживающая приглашения, по знакомству пойдёт. Когда я пришла домой, то нашла на столе приглашение проф. К. К. Матвееву, принесли из профкома. Я обиделась. Два раза премировали, грамоту выдали, но приглашения ударнице нет, а Оня – пойдёт.

Пошла в музей, К.К. сразу спросил, есть ли ему приглашение. «Тебе есть, а мне нет». – «Ничего, и тебе будет. Сейчас скажу Рукавишникову». И действительно, через полчаса принесли билет и мне. Мы решили пойти вместе, явились, как аккуратные люди, к назначенному в билете времени, но оказалось, что пришли «первые». Было это в Музкомедии: нас пропустили и устроили в фойэ. Мы битый час сидели одни в зале и разговаривали, и тот наш разговор был очень приятен, он так напоминал прежние. К.К. рассказывал о пьесах, которые видел в Москве, я по поводу тоже рассказала какой-то интересный случай. Мы мирно беседовали и не заметили, как прошло время. Я чувствовала, точно камень сдвинулся с сердца. Потом начал набиваться народ.