Каждый дар – это проклятие

– Ну да. Такие тушки. Разделанные. Раньше ведь люди часто охотились на зайцев.

– А, ну да, – кивает Лили. – Значит, идея в том, что если мы дадим Домохозяйке нечто, то она как бы сдружится с тобой.

– Ну да, вроде того, – отвечаю я, медленно кивая. – Я имею в виду, что у нас, возможно, получится вернуть ей репутацию защитницы слабых, а я научусь с ней сосуществовать. И она поможет нам победить «Детей». В первый раз, когда я…

Какое слово здесь использовать? Встретила ее? Стала ею? Испытала ее ощущения? Я начинаю сначала:

– В первый раз она пообещала помочь молодой матери проследить за ее дочерью, которая собиралась переехать в другую страну. Та женщина поднесла ей пару зайцев. Ничего такого необычного. Никаких человеческих жертвоприношений.

Веки Аарона дергаются, и я понимаю, что он вспоминает о той поездке на автобусе в Сан-Франциско, когда проснулся утром и увидел на соседнем сиденье мертвого Мэтью. Тогда они пытались сбежать из тюрьмы, в которую их заключили. Та автобусная поездка привела его к встрече с «Детьми» и к переезду в Килбег.

– Я не хочу убивать Домохозяйку, – говорю я как можно более уверенным тоном. – Я хочу изменить ее. Ну или вернуть ей былые силы и возможности.

– Это безумие, Мэйв, – говорит Нуала, кладя руку мне на плечо.

– Почему? Разве попытка убить ее не такое же безумие?

– Убить – это проще, чем изменить, – говорит Аарон. – Послушай того, кто пытался изменить людей на профессиональном уровне.

Чем больше они спорят со мной, тем больше я убеждаюсь в своей правоте.

– Я не говорила, что это будет легко, – оглядываюсь я по сторонам, ища того, кто мог бы согласиться с тем, что в этой идее есть хоть малейшая доля здравомыслия.

Все думают, что я еще немного не в себе после ритуала, что меня взяла в оборот Домохозяйка. Потом я перевожу взгляд на Лили, которая, прикусив губу, потирает большим пальцем татуировку в виде капли воды – или это слеза? Но смотрит на меня. Определенно смотрит на меня.

– Лил. Ты единственная, кто знает ее так, как я. Что ты думаешь?

Она медлит с ответом.

– А что, мне нравится, – отвечает она наконец. – По крайней мере, этот план нравится мне больше любого другого.

Теперь нас двое. Двое из восьми. Рене барабанит костяшками пальцев по столу.

– Это ненормальный план, – говорит он. – Но я был свидетелем тому, как срабатывали самые безумные планы.

Трое из восьми. Манон пристально изучает своего отца.

– Если ты думаешь, что это возможно, то я не буду возражать.

Четверо. Половина голосов. Фиона нерешительно переводит взгляд с меня на Манон и обратно.

– Фи, – тихо говорю я ей. – Если мне суждено жить с этим вечно, я не против. Мне кажется, именно так я и должна поступить. Я должна вернуть ее так… чтобы это имело смысл, чтобы было по справедливости. Колледжи не для меня. И актрисой я тоже стать не собираюсь. Я хочу помогать людям, вот моя цель в жизни.

Я обращаюсь к Фионе, но понимаю, что говорю это всем. И больше всего самой себе.

– О чем ты, Мэйв? – спрашивает Ро, и я вспоминаю тысячи наших бесед, которые мы вели в «У Брайди», в моей постели, на заднем сиденье автомобиля.

Разговоры о том, как я окончу школу, как поступлю в колледж, чем буду заниматься после колледжа. Ро считает, что у каждого есть свое призвание, что каждый умен и способен по-своему.

– После того как мы расстались, я поехала в клуб, – начинаю я нерешительно. – Там была девушка, и один мужчина хотел изнасиловать ее. Это было ужасно, но я попыталась спасти ее, увести от него. И я поняла, что даже если Дори и «Дети» завтра исчезнут навсегда, то в мире все равно останется много людей, готовых воспользоваться слабостями уязвимых. Я понимаю, что таков мир, что всех не исправишь и всех не спасешь, но… Не знаю. Думаю, я могла бы…

– Значит, ты активистка, – говорит Аарон без всякого сарказма, просто констатируя факт.

– Да, – говорю я.

Уверена ли я в этом? Не знаю. Но это неотъемлемая моя часть. Как и Домохозяйка. Я хочу выяснить, как можно воспользоваться ею, – это важно для меня. Для всех. Чтобы помогать людям.

Фиона грустно улыбается, осознавая, что наши пути расходятся, и опасаясь, что они больше никогда не пересекутся.

– Значит, ты нашла свое призвание, – говорит она со знанием дела, потому что она тоже нашла свое.

– Да, твое призвание, – кивает Ро.

Я через силу ухмыляюсь, потому что мне хочется плакать.

– Получается, что да.

Шесть. Шесть из восьми. Аарон и Нуала склонились над кухонной раковиной; оба они со светлыми волосами, на лицах обоих отражается неодобрение – так что они походят на мать и сына. Объединяет их и еще кое-что: они потеряли близких людей из-за Домохозяйки.

Аарон знает, о чем я думаю; вернее, он знает, что я знаю, о чем он думает.

– Не знаю, смогу ли я в это поверить. Я ведь видел, как Мэтью, понимаете… Не знаю, можно ли изменить то… что изначально пусть и не было злом, но определенно им стало.

– Почему бы и нет? – говорит Ро. – Ты же изменился.

– Ха-ха.