Каждый день декабря

Я сижу на Пустоши – открытом травянистом пространстве, опоясывающем Клифтон, – и смотрю на квартиру, в которой мы с Джессикой жили. Возможно, со стороны я кажусь ненормальным, но в данный момент мне плевать. Погода холодная и сырая, но она созвучна моему настроению. Я приехал сюда, чтобы окунуться в прошлое и спросить совета, возможно, разрешения – я толком не знаю. Я ни в чем сейчас не уверен, кроме желания воссоединиться с Джессикой. Не в смысле, как на спиритическом сеансе, а просто у меня в голове такая путаница, особенно после вчерашнего спектакля, что я думаю, она может помочь. Все проблемы, связанные с ее гибелью, вопросы, которые, как я ожидал, должны были возникнуть в этот приезд, отошли на второй план, уступив место новым.

Я приготовился к тому, что возвращение домой, пребывание рядом с Бристолем на протяжении месяца станет триггером мучительных переживаний и флешбэков. Как будто я ожидал, что меня будут останавливать на улицах и публично клеймить за то, что я не уберег Джессику.

Разумеется, ничего подобного не произошло.

Более того, я начал подумывать о том, чтобы вернуться домой навсегда. Время, проведенное с мамой, и поселившийся в душе страх за нее подвели меня к мысли, что я хочу находиться рядом с ней. Проводить как можно больше времени вместе. Максимально использовать отпущенные нам возможности. На этот раз, я надеюсь, все обошлось. После мастэктомии это выяснится окончательно. Но рак может снова поднять голову. Конечно, предстоящая операция минимизирует риски, но если это произойдет, я не хочу оказаться на другом конце света. Я вообще не уверен в том, что хочу жить на другом конце света. Каким-то образом откровенный разговор с Белл о маме той ночью укрепил меня в этой мысли. Как если бы слова, произнесенные вслух, указали мозгу, каким путем мне нужно следовать. Впервые после гибели Джессики, которая произошла почти пять лет назад, я без содрогания думаю о том, что могу здесь жить. Тогда мне нужно было уехать и построить новую жизнь, но сейчас, пожалуй, я готов вернуться домой.

И вместо томительных воспоминаний об университете и Джессике, которые, как я опасался, поджидают меня на каждом углу, в памяти ожили картинки Монпелье моего детства – это сейчас район стал таким трендовым, с модными кофейнями и магазинчиками итальянских деликатесов, а тогда здесь обитали мелкие служащие и представители рабочего класса. Вот в Клифтоне или даже в Котэме за Стоукс Крофт – там все напоминает о Джессике.

Именно поэтому я приехал сюда, в то место, где мы когда-то жили, делились планами, чаяниями и сомнениями, а под утро засыпали, тесно прижавшись друг к другу, и моя рука обвивала ее талию.

Я приехал сюда, потому что хочу попросить у нее прощения. Мои чувства к ней не ослабли – она всегда будет в моем сердце, пока оно будет биться, – но я начинаю осознавать, что после ее гибели принял судьбоносные решения, которые помогли мне пережить последующие годы, но причинили боль моим близким. Решения, которые я готов пересмотреть и изменить.

И к прежнему чувству вины добавилось кое-что новое. У меня такое ощущение, что я не только обманул Джессику – потому что эта поездка, вопреки моим ожиданиям, оказалась отнюдь не адским испытанием, – вдобавок ко всему она ознаменовалась встречей с Белл Уайльд.

Я никоим образом не был готов к подобному обороту дела – к тому, что мы с Белл подружимся, и у меня появятся к ней чувства. За последние несколько недель наши жизни каким-то образом переплелись. Она совсем не похожа на ту женщину, которую я знал когда-то. Она замечательна во всех смыслах, и ее способность радоваться мелочам, когда жизнь несется на нее, как дорожный каток, достойна восхищения. Благодаря Белл я понял, что повод для радости есть всегда, нужно лишь его поискать.

Малиновка подпрыгивает ко мне, прерывая ход моих мыслей – останавливается, наклоняет головку и смотрит прямо на меня. Я смотрю на птичку, дивясь упорству, с каким ее ножки стоят на покрытой изморозью траве. Радость в мелочах. Я киваю малиновке.

Я приехал сюда, чтобы извиниться перед Джессикой, а сам все время мысленно возвращаюсь к Белл.

Я окидываю взглядом Пустошь – огромное зеленое пространство, окружающее дом, в котором мы когда-то жили, и усмехаюсь.

Мы жили в Клифтоне, потому что так решила Джессика. И я понимал ее логику: это действительно самая зажиточная часть города, и хотя мы оба зарабатывали неплохие деньги, арендная плата вызывала у меня содрогание.

Я понимал, что Джессике была важна знаковость – показать миру, как хорошо мы способны себя обеспечить. Как это не похоже на Белл, которая родилась в богатой семье и спокойно разъезжает на машине, поросшей мхом.