Каждый Наследник желает знать…

– Ну или не ногу… Сердце, предположим. Или душу. Представляешь? Тело ходит, спит, цветочки нюхает, пирожки жрет, по заграницам разъезжает… а внутри пусто, как в гнилой колоде.

Иванушка задумался.

– Но ты же не магии лишился? А всего лишь… прости, если тебя это задевает, я не хотел… но… Это ведь была всего лишь палка! Хоть и очень сильная, полезная и интересная, я согласен!

– Палка!!!.. – гневно фыркнул волшебник, и даже в полумраке было видно, как глаза его яростно сверкнули. – Что б ты понимал!.. Палка… Сам ты – дубина… стоеросовая, причем… Воистину, вашему брату никогда не уразуметь… что такое… когда… никогда… а-а!..

Агафон бессильно взмахнул рукой, словно отгоняя мысль о том, что кто-то не одаренный магией мог понять, какие огни горячего Хела заново вспыхнули сейчас у него в душе, и отвернулся.

– Извини… – растерянно пожал плечами Иван. – Я не знал, что для вас… волшебников… это так болезненно…

– Да что вы вообще о нас знаете… – сумрачно выдавил чародей и снова погрузился в себя как в тихий омут.

Рассвет подкрался незаметно.

Сначала тьма, словно застиранная рубаха, стала исподволь сереть, обнажая еле заметные раньше предметы и лица, открывая землю и смутно очерчивая горы на горизонте. И вдруг как-то внезапно и сразу оказалось, что на улице уже скорее светло, чем темно, и что солнце, пусть пока еще и не видимое, освещает край неба так, словно решило сразу устроить день, минуя замшелые предрассудки вроде утра.

– Ну вот и до рассвета дожили! – загробным голосом провозгласил Кириан, перебирая струны арфы.

– А ты сомневался? – хмыкнул отряг.

– Да нет… – пожал плечами бард. – Просто не надеялся. Уже. Иногда.

– Ничего, скальд! – ободряюще хлопнул его по спине Олаф. – Дадут боги Старкада – и до следующего утра доживем, а там и до второго, и до третьего, и даже до четвертого, а там уж и счет им потеряем, этим утрам!

– Завидую я твоему щенячьему оптимизму, – выдавил Агафон, неохотно оторвавшись от созерцания глубин своей рефлексирующей души.

– Вот увидишь, волхв, всё будет хорошо! – убежденно кивнул конунг, достал из кармана точильный брусок и потянулся за топором.[110]

И настороженно замер.

– Глядите… пятый-то наш, вроде… того…

– Умер?! – подпрыгнула и схватилась за сердце Серафима.

– Наоборот, – ухмыльнулся рыжий воин, ловко вернул брусок на место, вытянул любимый топор… и встретился взглядом с Анчаром.

– С добрым утром, гад рений, – обнажив зубы в приветственной улыбке,[111] проговорил отряг. – Не волнуйся. Ты среди своих. Но предупреждаю сразу: начнешь колдовать – получишь.

Чем и что он получит, у ренегата сомнений не возникло: топор номер двенадцать завис перед его носом весьма и весьма красноречиво.

– Олаф! Начинать разговор с будущим союзником с угроз неприлично! – Иванушка торопливо отвел оружие конунга на расстояние, безопасное для телесного и душевного здоровья атлана.

– Я, конечно, мог бы и сразу кулаком ему в глаз… для приличия исключительно… но ты же еще больше ругаться бы стал, – обиженно буркнул Олаф и топор опустил – но не убрал.

– И не с угроз, а с разъяснения обстановки! – выступила в поддержку друга Серафима. – Сотрудничество должно начинаться с понимания и доверия! И теперь, когда сын Дуба Второго понимает, что церемониться, в случчего, мы с ним не будем, и доверяет нам в этом вопросе, разговор будет проще и приятней!

При упоминании имени покойного короля лицо Анчара исказилось,[112] отражая растерянность, изумление и отчаяние, словно постыдные воспоминания вспыхнули непрошенными в памяти, но быстро приобрело бесстрастное выражение.

– Тис… ошибался… – глухо выдавил он, тут же сморщился от боли, и рука его непроизвольно потянулась к распухшей половине лица. Там, где приложился огромный кулак отряга, сейчас красовался желвак такого же размера, украшенный обширным черно-фиолетовым кровоподтеком.

– Он не мог ошибаться, – мотнул головой Агафон. – Служанка твоей матери подтвердила, что ты – сын старого короля. А значит, пятый Наследник. Хочется тебе этого или нет.

– Отец… офицер… – снова мучительно стараясь уложить максимум информации в минимум слов, просипел Анчар, еле-еле шевеля опухшими губами.

– Семейные тайны, милейший, в Гвенте называют «скелетами в шкафу» именно потому, что они становятся известными в самый неподходящий момент, – поучительно сообщила Эссельте.

– Так что, никуда ты теперь не денешься, – подбодрил атлана конунг с присущей ему тактичностью. – Раньше своего хозяина вытаскивать собирался, а теперь с нами его обратно запихивать будешь!

– Гаурдак для них не хозяин, а Избавитель Белого Света, – дотошно напомнил Кириан.

– Да избавит премудрый Сулейман Белый Свет от таких избавителей! – экспрессивно воздел руки к небу Ахмет.

– Короче, если попытаешься колдовать или удрать, церемониться мы с тобой не станем, – сказал и свое веское слово Агафон. – Ты долетишь с нами до места и будешь участвовать в ритуале, даже если нам придется держать за руки твой труп. Поэтому резких движений совершать не советую. Я сегодня злой.