Каждый Наследник желает знать…

– Мало того, что ты добр, бескорыстен, честен и искренен – ты веришь в то, что все вокруг тебя такие же, – неспешно и участливо продолжил монолог баритон. – А если кто-то и отличается, то лишь оттого, что им не пришло в голову быть хорошими. И если им сообщить о такой возможности, подсказать, что для этого надо делать, то вуаля! – еще одним добрым человеком на Белом Свете станет больше. И попробуй, скажи, что я ошибаюсь.

– Н-ну… вообще-то… так оно и есть… – помявшись, неохотно протянул царевич.

– То есть, ты со мной согласен? – вкрадчиво уточнил полубог.

– Да, – осторожно подтвердил лукоморец.

Сделав шаг в разверзшуюся под его ногами ловушку.

Обрадованная магия встрепенулась почти неощутимо – словно легкий ветерок коснулся лица – и обняла свою жертву, ласково притрагиваясь к принявшему ее хозяина разуму, неспешно разгоняя опасения, растворяя недоверие, впитываясь в мозг, как вода в напоенную дождем землю – медленно, но неотвратимо.

И Ивану, оказавшемуся беспомощным перед ее тонкой силой, ничего не оставалось, как внимать и впитывать, с каждой секундой погружаясь как в паутину в шелковую вязь гладких правильных фраз – не чувствуя этого и не понимая.

– Да… – словно в странном ступоре, шепотом повторил он и замер.

Он никогда не думал, что согласится хоть в чем-нибудь с Пожирателем Душ, и теперь чувствовал себя если и не предателем рода человеческого, то крайне и крайне неуютно. Но ведь, с другой стороны, нельзя же не соглашаться с кем-то единственно оттого, что его личность вызывает неприязнь? И если этот человек… или полудемон… говорит, что белое – это белое, то надо быть упрямым болваном, чтобы назвать белое черным из одного лишь чувства противоречия!

«Лучше быть упрямым болваном, чем оболваненным упрямцем», – выплыла вдруг странная мысль из крошечного отдаленного уголка мозга, куда мягкая власть магии отчего-то не проникла, и Иванушка невольно хмыкнул.

Так могла бы сказать Сеня.

– Значит… ты действительно считаешь… что доброе начало есть… в каждом? – не заметив, что его собеседник на секунду отвлекался, тихо спросил Гаурдак.

Иванушка насторожился, задумался над вопросом, в ответ на который, не размышляя, раньше выпалил бы «Конечно!», снова не нашел подвоха и медленно кивнул.

– Да. В каждом.

Полубог не ответил, и когда Иван решил уже было, что тот ушел, баритон – не вальяжный больше, а неровный и слегка сиплый – выдавил тяжело:

– И… в таком, как я… тоже?

Не веря своим ушам или тем чувствам, которые отвечали у человека за мысленные беседы с полудемонами, царевич нахмурился, так и эдак переставляя услышанные слова. Но как бы он ни старался вывернуть их наизнанку, разглядеть второй смысл или третье дно – вопрос Гаурдака, сбивчивый, но простой, вариантов для недопонимания не оставлял.

«И в таком, как я, добро есть тоже?»

Есть ли хоть кроха, хоть крупица, хоть малая искорка добра в Пожирателе Душ, в том чудовище, с которым сражались их предки и предотвратить возвращение которого собрались сейчас Пятеро? В том самом, что стыдясь себя, робко выговорил, быть может, самый важный в его жизни вопрос: «Есть ли добро и в таком, как я?»

Есть ли добро в таком, как он?..

Есть ли добро в том, кого мы считаем воплощением смертельной угрозы всему Белому Свету? И если есть… или хотя бы может быть… и если зернышко его может прорасти… ведь осознание своих недостатков – первый шаг к исправлению… то так ли ужасен Гаурдак?

«Если в бочку дегтя положить черпак меда, можно ли будет после этого из нее есть?»

Да, Сеня бы не поверила…

И была бы не права. Исправиться надо дать возможность каждому, даже самому ужасному преступнику.

– Добро… есть во всех, – отвечая не столько на вопрос полубога, сколько на свои собственные невысказанные мысли, проговорил, наконец, лукоморец. – Ведь ты же правильно сказал: нужно лишь напомнить человеку… или полудемону-полубогу… о том, что росток добра в его душе только и ждет, чтобы вырваться к солнцу.