Гаурдак замолчал, точно забыв и о собеседнике, и молчание его, тяжелое, безысходное, тоскливое, давило на нервы почти физически, как могильная плита.
Иванушка тоже молчал, но его молчание было круговертью чувств, мыслей и порывов, смешавшихся в один головоломный клубок в попытке первыми сорваться с губ. Сотни вопросов, тысячи восклицаний, миллионы сомнений – и все рвались остервенело, расталкивая друг друга, добиваясь быть услышанными, осознанными, высказанными. Эмоции переполняли его, перехлестывали через край – и язык словно прирастал к небу. Ибо кто знал, что следует говорить – и, самое главное, делать в таких случаях?! И бывают ли они, такие случаи, вообще – хотя бы теоретически? Пожиратель Душ – раскаявшийся, мятущийся, смущенный – это ли они ожидали встретить? Ради этого ли столько прошли, претерпели, оставили умирать друга…
Или ради этого?
Именно ради этого?
Ведь Гаурдак совершенно верно указал на опору иванова мировоззрения: измениться в лучшую сторону может каждый, дай только шанс, толчок, совет, ободрение, поддержи в решающую минуту – и шаг в нужную сторону будет сделан, а лиха беда начало!..
Но Пожиратель Душ?!
Но если каждый – то разве не значит это, что и он тоже?..
Но он же?..
Но ведь каждый!!!..
Но поверить ему?..
Но он же говорит искренне!
Но разговор идет не про кошек и мышей, а про судьбу чело… полубога-полудемона, хотя какая разница! Он живой, он чувствует и страдает, как и мы, он так же может ошибаться, а значит, может и раскаиваться в своих ошибках! Достаточно уже он страдал и был наказан! Всему – и жестокости в первую очередь – должна быть мера!..
Не дождавшись ответа, Гаурдак заговорил опять, и в голосе его снова не было ни вызова, ни насмешки, ни презрения – одна лишь бесконечная тусклая усталость: