Каждый охотник

– С таким ветром скоро можно будет без балаклавы их отпугивать, – хмыкнула Агата. Обе девочки одновременно взглянули шагов на пять вперед, на Костю, который медленно прокладывал им путь.

– Я думаю, у нас есть кому их отпугивать, – сказала Майка.

– Ага, – отозвалась Агата и как-то задумчиво посмотрела на Костину спину.

Они еще чуть-чуть прошли вперед почти в полной тишине. От кофе у Майки разыгрался гастрит. Она мысленно отругала себя за то, что не взяла термос с желудочным сбором.

Куда-то подевались крики птиц, доносились только треск и шелест веток и шум прибоя.

– Скажи, какой он?

– Хм? Кто какой?

– Самбо.

– Ты имеешь в виду… – Майка запнулась. Слава богу, в этом темном лесу рыжая не могла увидеть, как она покраснела. – Что ты имеешь в виду?

– Да просто интересно, какой он. Каждый раз, когда мы говорим про него, ты вся меняешься, я даже в темноте это чувствую, вот даже сейчас, например. Очевидно, что он какой-то необычный, какой-то другой, раз мы в этой унылой чащобище ради него. Сорян, сорян, ради твоих родителей, конечно. В первую очередь мы здесь ради твоих родителей. Но мне и правда интересно, какой он и внешне, и внутренне, в инсте[5] же нет его фоточек…

Намеренно не торопясь с ответом, Майка кивнула. Сунула руку в карман, нащупала кусочек тряпочки и натянула балаклаву. Сделав несколько вдохов и выдохов, она тряхнула головой.

– Ну? – улыбнулась Агата.

– Ну… – Майка пожала плечами, пытаясь выбрать максимально комфортный тон для рассказа о чем-то настолько личном, что говорить об этом было бы в любом случае некомфортно. – Он… Самбо, я не сказала бы, что он красив. Понимаешь, может быть, ты бы даже сказала, что он некрасив. Но когда в метро он оказался рядом со мной, впервые за полгода мне стало легче дышать, я подумала, что он с моей планеты, что когда-нибудь я снова смогу быть счастлива, что у меня вновь будет хорошее настроение. В нем было столько тепла, столько жизни! И у меня возникло такое ощущение, будто я знаю его тысячу лет, тысячу жизней…

Майка смущенно замолчала, остановившись на полуслове, и подняла глаза на Агату. Снова она пустилась в эмоциональные речи, из-за которых рыжая, скорее всего, будет ругать ее за наивность. Но, к удивлению Майки, Агата, перехватив ее взгляд, на этот раз не только не осудила ее – судя по всему, она ее поняла, потому что на лице Агаты промелькнула грустная улыбка.

– Интересное состояние, да? – проговорила она негромко. – Прикольное.

– Прикольное?

– Да. Один космос встречает другой… а забавнее всего… нет, ты меня только послушай. Забавнее всего, что самым ценным, самым личным, самым родным становятся именно такие вот маленькие недостатки… животик, утреннее дыхание, родинка в каком-нибудь смешном месте, о которой знаете только ты и он, – все это как бы придает душе форму, делает земной, звонкой, оттеняет истинную красоту, как на контрасте, да?.. Какие у него недостатки, Май?

Рыжая остановилась и взглянула на нее так, будто на какую-то долю секунды забыла, где находится.

Она казалась странно задумчивой, пожалуй, даже слишком задумчивой – как тогда в зуме, когда молча смотрела в экран через фильтр своей маски. И хотя в этот раз на ней была другая маска, балаклава, так же, как и тогда, Майку окатило волной тихого любопытства.

– Сложно сказать, я видела его всего два раза в жизни, Агат. А что?

Надеясь, что это еще не все, что сейчас будет продолжение, она с осторожным интересом взглянула на рыжую и стала ждать ответа на свой вопрос. Но Агата, покачав головой, будто стряхнула с себя глубокую задумчивость, поправила балаклаву и передумала говорить.

– А Костя-то, смотри, довольно далеко угнал, гоу за ним?

Она сделала несколько шагов вперед, и растерявшейся, задумавшейся Майке пришлось отогнать лишние мысли, чтобы просто поспеть за ней следом. Но осталось странное ощущение незавершенности, будто кто-то разбередил ее нервные рецепторы и теперь они тревожными иголочками покалывали кончики пальцев. Что же все-таки имела в виду рыжая? Или даже, скорее, кого имела в виду рыжая?

Впервые за весь вечер Майке пришло в голову, что Агата и Костя рискуют ради нее жизнью, и ее охватило страшное чувство вины. Этим двоим было что терять, им было кого терять, они еще могли стать такими счастливыми, у них же столько лет впереди – в отличие от нее, Майки, которая будет жить с внутренним разломом до конца жизни и которой нужно рисковать жизнью, чтобы снова почувствовать себя живой.

Ей показалось, что всю ее душу наполнила тяжелая тишина. «Господи, если кто-то и должен сегодня умереть, дай мне смелость умереть вместо них, дай мне смелость умереть вместо моих друзей, Господи, ты же знаешь, что я подхожу для этого больше, чем кто-то из них».