Каждый убивал [Журнальный вариант]

Прямо с порога Ада замечает Глеба. Он привстает и машет ей рукой. Занял угловой, самый отдаленный столик. Хороший знак. Предполагает интимную встречу. Приходится лавировать между тесно наставленной мебелью, поэтому Ада усмиряет шаг. А так хочется побежать… И сердце бьется. Всем слышно?

Глеб привстает, здороваясь кивком головы. Темная челка подпрыгивает и падает на глаза. Волосы густые, здоровые… Обеими ладонями он убирает шевелюру назад… Какая рука красивая! Узкая, с тонкими пальцами… Ногти чистые, коротко остриженные, а не обгрызенные… Да за одно это в него нельзя не влюбиться!

— Я взял два больших макзавтрака… Вы же не успели поесть? — Глеб пододвигает к Аде поднос с едой, а сам продолжает спокойно жевать.

Красиво ест. С видимым кайфом отрезает один за другим сегменты сложного омлета и отправляет их в рот. А как у него с башмаками? Скосив взгляд под стол, Ада украдкой рассматривает начищенные темно-коричневые мокасины. Носки им под цвет, на тон темнее мягких фланелевых брюк.

— Вам не подходит? — реагирует он на замешательство Ады. — Что-нибудь другое взять? Диету блюдете? Зачем? — поощряет он взглядом.

Как-то очень внимательно он смотрит. Пронзительно…

Аде становится не по себе, но она отгоняет страх. Их так учат… издержки профессионализма. Хороший следователь должен уметь читать человека. Она торопливо нанизывает на вилку кусок своего омлета и несет его ко рту, но у самых губ он срывается и… бух ей на колени…

Глеб реагирует мгновенно: салфеткой вытирает свой нож, наклоняется к коленям Ады и, опираясь левой рукой о ее бедро, сковыривает белую бляшку с твидовой юбки. Потом ищет что-то, наклоняется к соседнему пустующему столу, берет оттуда солонку и всю ее высыпает на небольшое жирное пятно.

— Спасибо… — Ада очухивается не сразу.

Никто никогда еще не заботился так о ней. Быстро, ловко. Не сравнить с Витьком. Тот — жлоб… Всегда им был… И тогда, когда вместе жили, и теперь, когда за свою карьеру испугался.

Обычная, сковывающая настороженность сползает с нее — так под воздействием тепла враз отколупывается ледяная корка. Все заботы куда-то улетучиваются…

В голове перестает работать механизм, который включается, как только она вступает с кем-нибудь в контакт. Враждебность другого, чужого ей привычна… Устройство начинает анализировать, не объегоривает ли ее человек? Что ему нужно? Зачем он притворяется хорошим?

И вдруг — никакой подозрительности… Переход Глеба на “ты” — как награда… Все его вопросы кажутся ей естественными, бескорыстными. И, доедая омлет, она с готовностью вспоминает и вслух хронометрирует свой последний визит к Светлане. Тем более что убийцу-то нашли, и ее теперь никто подозревать не станет.

— Я просто испугалась… А когда убегала, то заметила, что твоя… — Чуть споткнувшись, Ада с удовольствием повторяет: — Твоя группа подъехала к дому. Конечно, я тогда не знала, что ты там. Тебя я не видела! — зачем-то обманывает она. — Тебя — не видела! — убеждает сама себя, хватая губами соломинку, торчащую из стакана с морковным соком.

И тут Глеб резко протягивает руку, словно специально подталкивает Адин локоть, и стакан опрокидывается. Удачно падает — на поднос.

— Извини меня… — совсем спокойно произносит он.

Как говорится — ни один мускул не дрогнул… Выдержка железная!

Ада с умилением наблюдает за Глебом. Вот он встает, подходит к стойке и платит за новый стакан сока. Сразу исправляет урон, который нанес.

— Ну, ты допивай, а я побегу. — Он ставит стакан на стол, уже не возвращаясь на свое место. — Созвонимся! — Пожав плечо Ады, выходит из кафе.

Опять одна…

46. Анжела

Утром Анжела просыпается в гостинице возле церкви Мадлен. Любимое место… Название отеля не знает, но точно поселилась возле знаменитого памятника французского классицизма. Как велела таксисту, так и привез. Пока поздним вечером, после бегства от Тапира, кружили по площади, заметила подсвеченные помпезные коринфские колонны, широченную лестницу, что ведет к портику фасада, пустую, — днем она усыпана французами, поедающими сэндвичи из пластиковых коробок. Сидят на ступеньках, как птицы на проводах, и клюют свои ланчи. Храм был посвящен победам армии Наполеона и поэтому расплатился за поражение в войне с Россией: в наказание его переделали в железнодорожный вокзал, первый в Париже. Восемь лет опалы. Легкой… Все же не сортир в алтаре, как было у нас, например, в Переславле-Залесском.

Голова не болит, руки-ноги шевелятся… Волшебна сила стресса! Как будто наново родилась! “Кх-кх…” Ну, кашель сразу не проходит… Он мне не помешает начать новую, правильную жизнь! Больше никаких животных в человеческом обличье не буду к себе подпускать.

Домой хочется…

Анжела вынимает малиновый нетбук — для поездок купила самый легкий из доступных, — и рыскает по Интернету. Может, это безобразие кончилось? Самолеты уже летают? Хотя вряд ли… Среди кучи ненужных пропущенных звонков на ее мобильнике — ни одного от авиакампании.

Увы, коллапс только нарастает… Надо выбираться отсюда по земле. Без помощи не обойтись. Но сперва завтрак. Пусть прямо сюда принесут.