Каждый умирает в одиночку

— Да, я думаю, поездка в Сан-Франциско что-нибудь даст нам, — продолжил он.

Бенни держал фотокарточку в вытянутой руке и щурился на нее.

— Хотел бы я, чтобы она помахала мне.

— Убери ее, — отрезал я. — Твоя беда…

— Это не беда, дружище, это наслаждение. Неплохо было бы приклеить эту фотокарточку к линзе телескопа Ледбеттера. Спорю, он отвлекся бы от птичьих гнезд.

Мы выехали на неровную дорогу, проходящую по пляжу, которая вела к песчаным дюнам. Я примерно представлял, где располагается дом Ледбеттера. Если это был тот самый дом, о котором я думал, то я видел его несколько раз, когда ездил с друзьями позагорать. Это была одинокая двухэтажная хижина из красного дерева, выгоревшая на солнце до белого цвета. Она стояла на небольшом гребне скалы, отгороженная полукругом голубых карликовых пальм, из нее открывался неплохой вид на побережье и дюны.

Дорога закончилась примерно в четверти мили от хижины, и, заперев фотокарточку и одежду Даны в багажнике, мы прогулочным шагом по горячему рыхлому песку направились к дому.

— Прошлой ночью луна светила, как фонарь, — сказал я. — Если этот парень был у телескопа, нетрудно догадаться, что он все видел.

— Ты собираешься предложить ему деньги? — спросил Бенни.

— Я не знаю. Я думаю, самое верное — быть твердым. Если мы заставим его говорить, он может излить свою душу, причем бесплатно.

— Если бы он не ожидал денег, я думаю, Джек разговорил бы его.

— Посмотрим.

Мы пробрались сквозь заросли красных и черных мангровых деревьев, перешагивая через стелившиеся, походившие на бивни слона корни, и вышли на широкое пространство открытых песчаных дюн. В пятидесяти ярдах впереди нас, почти невидимая в ряду карликовых пальм, стояла хижина Ледбеттера.

На плоской крыше, наполовину скрытая крепким, деревянным экраном, на солнце сверкала, похожая на огненный шар, шестидюймовая линза телескопа. Ни в хижине, ни вокруг нее не наблюдалось никаких признаков жизни. Она выглядела такой же покинутой и тихой, как косоглазая девушка на конкурсе красоты.

Мы дошагали до потрескавшейся, побитой погодой двери. Я заглянул через окно в гостиную. Она была полна старой, покрытой чехлами из плюша мебелью, а на столе лежали какие-то объедки. Скатертью служила засаленная газета, среди мусора на ней выделялся необычным видом глиняный кувшин, в котором, возможно, была яблочная водка.

Бенни постучал в дверь. От его прикосновения она легко открылась. Ожидая ответа, мы заглянули в грязную, убогую маленькую комнатку. Но выходить на наш стук никто не торопился.

— Наверное, ищет гнездо перепела или смотрит на то, как загорает какая-нибудь куколка, — предположил Бенни.

— Возможно, он на крыше.

Мы отошли назад и взглянули наверх, но все, что мы смогли увидеть, был сверкавший глаз телескопа, направленный на море. Бенни издал свист, который поднял стаю ибисов с мангровых деревьев, но появления Ледбеттера не вызвал.

— Пойдем на крышу, — сказал я. — Мы сможем разыскать его с помощью телескопа.

— Это хорошая идея, — согласился Бенни. — Может, увидим еще что интересное помимо этого старого назойливого любопытного.

Мы вошли в хижину, взобрались по шаткой лестнице на второй этаж. Оттуда к люку, выводившему на крышу, шла еще одна лестница.

Я поднялся по трем ступенькам, навалился на люк, и он с треском открылся. Меня обдало горячим солнечным светом. Я вылез на крышу, Бенни последовал за мной.

Мы стояли неподвижно, глядя на большой телескоп на подставке с медными колесами. За ним стоял деревянный ящик для сидения, ящик пива, а рядом — множество пивных бутылок. Наверху было жарко, когда мы выбрались на крышу, поднялся большой рой мух, злобно жужжа, отлетел в сторону от нас, а затем вернулся к своей отвратительной еде.

Ледбеттер плашмя лежал на спине. В середине его лба была дырка, похожая на ту, что образуется в листе асбеста, если вы сильно ударяете по нему молотком. Из-под головы растеклась огромная лужа крови, которая только начинала сворачиваться. Одна вещь была очевидна: больше он не будет наблюдать за обнимающимися парочками в свой телескоп. Больше никогда.

— Фу! — произнес Бенни и схватил меня за руку.

Глава 4

1

Часы на моем столе показывали десять минут шестого. Жалюзи, создававшие в конторе сумрак и делавшие ее душной, были опущены, защищая от солнца, обжигавшего дорожки в неожиданном и преждевременном буйстве наступающего лета.

Пока я бродил по комнате, скинув пиджак, расстегнув ворот рубашки и ослабив узел галстука, Паула сидела за своим столом. Она выглядела такой же холодной и твердой, как глыба льда.

— Его нигде не было, — я продвигался к кульминации своего рассказа, — так что мы поднялись на крышу. Он оказался там.

Я сделал паузу, чтобы, остановившись у окна, вытереть пот с шеи и взглянуть на раскаленную улицу.

— Его застрелили в голову из пистолета 45-го калибра, пока он смотрел в свой телескоп. Пуля пробила в его черепе отверстие диаметром около дюйма, и я могу сказать, что он был мертв около двадцати минут — не более.