Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

– Он заключил сделку, что в обмен на информацию к нему отнесутся менее сурово, когда его подельники пойдут ко дну. В этом он видел шанс вырваться. Знаешь, как делаются такие дела: рабочих пчел пускают побоку, чтобы заняться королевой. Отец был мелкой рыбешкой. Он помогал полиции добраться до главарей. Но больше всего им хотелось вывести на чистую воду грязных копов. – Майкл сделал паузу, давая мне осмыслить услышанное. – Смерть отца не была результатом неудачного налета.

По словам матери, отец не был наркоманом. Может, Холтон подкинул шприц, чтобы мотив ограбления был более убедительным. Очумевший от дури торчок скорее начнет палить без повода по патрульной машине. Если отец готов был настучать на Холтона и его напарника, это имело смысл.

– Жаль, что Холтона так и не прищучили за убийство, но в конце концов он доигрался. Этот парень крал кокаин из сейфов с вещдоками, брал взятки. Нельзя рассчитывать, что на твои темные делишки всегда будут закрывать глаза. – (Это утверждение показалось мне спорным, но я не стал возражать.) – Некоторое время Холтон провел в тюрьме, о его прошлом стали говорить только шепотом, потому что это выставляет силы правопорядка в невыгодном свете. Ты понимаешь?

Честно говоря, меня тянуло верить Майклу. Не из-за реабилитации отца, но потому, что это объясняло многие поступки матери. Если его рассказ правдив, значит недоверие Одри к полиции вызвано не только тем, что плохие копы убили ее мужа. Она считала, что его пристукнули хорошие, посулившие ему возможность соскочить. Мое предательство обнажило проблему: я выбрал сторону закона, так же как отец, а закон нас не защитил.

Но все же в этой истории отдельные кусочки как-то слишком уж аккуратно соединялись вместе. Похоже, Майкл придумывал ее специально для меня целых три года.

– Это рассказал тебе Холтон? – Я не мог скрыть скептицизма. С чего ему вдруг так оговаривать себя. – Трудно представить, что у человека с простреленным легким хватило бы на это дыхания.

– Прежде чем его подстрелили, он держал рот на замке и только потом разболтался. К тому же не все это рассказал мне он сам. Бо́льшую часть сведений об Алане я узнал от заключенных в тюрьме. Они все его знали. Половину из них обдирал ломбард Холтона, где продавали краденое, и это было широко известно. Кстати, если бы ты захотел толкнуть что-нибудь левое в Сиднее, эта вещь наверняка оказалась бы у Алана.

Майкл поморщился, и было очевидно, что эта солидарность заключенных не давала ему покоя. Вероятно, даже больше, чем само убийство.

Я закрыл глаза, представляя себе сцену на белесой, как кости, затянутой паутиной поляне. «Пойду проверю, как он там». Спина Майкла, его согнутые плечи, руки, теряющиеся в паучьих сетях. «Теперь мы можем его похоронить».

– Когда Алан очнулся там, на поляне, и ты пошел посмотреть, что с ним, ты именно в тот момент решился, да?

Майкл заговорил, словно был в трансе. Так мне это запомнилось.

– Я много времени обвинял его, ты мне веришь? И в тот момент чувствовал себя так, будто просыпаюсь. Если бы он ничего не сказал, я, вероятно, запихнул бы его в машину. Может быть, послушался бы тебя. На губах у него запеклась кровь, я это помню. И они слипались, пока он говорил, такие маленькие красные мостики были между ними. Не знаю, почему Холтон сказал мне тогда, что застрелил отца. Может, хотел напоследок еще разок кому-нибудь насолить, прежде чем окочурится. Может, брал меня на понт, хотел посмотреть, решусь ли я. Или он хотел, чтобы я это сделал. – Майкл сморщил нос. – Прости. Тюремные психиатры называют это отложенными сожалениями. Не надо было мне этого делать.

– Значит, когда он сказал тебе, что застрелил отца, ты сорвался и прикончил его?

Майкл торжественно кивнул. Он смотрел на свои руки, вероятно, представлял, как они лежат на шее Алана.

– Я вез его туда не для того, чтобы убить. Вообще не знал, что будет, до самого конца. Он продавал мне то, из-за чего умер отец. Продавал мне кого-то.

Я снова подумал про деньги. Мы умирали за них. «Мы» тут означало Каннингемы: наш отец, Роберт.

– Но как только ты узнал, что в смерти папы виноват Алан, то почувствовал: что бы там у него ни было, чего бы оно ни стоило, он твой должник. Ты пристрелил его и забрал это. Как наследство. И деньги остались у тебя.