Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

Странно. Разве кто-то мог тосковать по моему отцу? Искупало ли это его бесславную кончину? Рассказанная Марсело история лишь немного меняла для меня образ родителя. Человек, шутивший по поводу «дерьмового шпионажа». Человек, у которого были друзья. Марсело погрузился в себя, а я использовал этот момент, чтобы откинуть голову на стену и как-то отвлечься от мучительной боли в руке.

Под прикрытием. Куратор. Дерьмовый шпионаж. Я вертел в голове эти слова. Одно из написанных мною руководств как раз посвящено шпионским романам, так что некоторые приемы мастеров были мне известны из произведений Ладлэма и Ле Карре, только оно плохо продавалось.

– Больше я ничего не знаю. – Голос Марсело червем пролез в мою медитацию.

– Правда? – Я не открывал глаз, полагая, что мой полумертвый вид недостаточно грозен и это подхлестнет дальнейший разговор. Марсело не купился, так что я решил поднадавить на него. Как-никак я теперь адвокат, и это давало мне право быть безжалостным. – И ты знал все это во время процесса над Майклом? Использовал историю Алана, чтобы манипулировать обвинителями, понимая, что они предпочтут утаить информацию, а не вытаскивать эту грязь на свет в суде. Вот почему никто не заинтересовался огромной суммой, которую снял со счета Майкл, и не попытался найти эти деньги, не обратил внимания на странность выстрела.

– Какие деньги?

Это меня слегка встряхнуло. Неужели Марсело не проверил банковский счет Майкла? Как можно было в ходе процесса об убийстве не заметить перемещения такой большой суммы денег? Даже если Майкл снимал их частями, это было бы обнаружено. Я не знал специфики проведения расследований и сделал себе мысленную пометку: читать больше криминальных триллеров.

– Не знаю, на что ты намекаешь, но я обеспечил Майклу самые лучшие условия сделки, использовав все свои связи. Это моя работа.

– Ты готов прогнуть под себя закон ради Майкла, но не для Софии. – Я вспомнил, что Марсело решил не исполнять роль адвоката своей дочери в деле по иску о халатности.

– Это… – взъерепенился мой отчим. Раздался шорох одежды, он сел прямо. – Это не совсем так. Верь или не верь, я поступаю так, как лучше для нее.

– И где же тут правда, Марсело? – Я возвысил голос и поднял веки, чтобы взять его на мушку.

Глаза у меня, как у полуутопленника, наверняка были налиты кровью. Марсело бросил взгляд в сторону коридора. Приметив это, я интерпретировал его беспокойство, что нас прервут, как знак желания продолжить разговор наедине. Волноваться мне не стоило, от этого сильнее болела рука, но на отчима мое состояние тоже влияло, поэтому я продолжил нагнетать:

– Не могло быть совпадением то, что фургон предательски покатился с горы после того, как я поговорил с Майклом и стал внимательнее присматриваться к сегодняшней утренней жертве. У фургона был сломан ручной тормоз. Эрин показалось, что она заметила на земле следы тормозной жидкости. Это не случайность. Кто-то пытался замести следы произошедшего тридцать пять лет назад – того, что, как им кажется, давно погребено под землей, но Алан и Майкл вытащили это на поверхность. Отец перед смертью искал дымящийся пистолет, и мы знаем, что Алан продал Майклу информацию о чем-то…

– Хорошо-хорошо, – шикнул на меня Марсело сквозь сжатые зубы. Глаза его снова метнулись в сторону двери. – Я знаю только одно: тем вечером Роберт встречался со своим куратором, он должен был передать ей что-то важное. Думаю, он стал свидетелем убийства.

Вот оно.

– Ребенка, – спокойно и уверенно сказал я.

Марсело побледнел и стал похож на ошалелого осетра.

– Откуда ты узнал?

– Догадался.

– У меня тоже одни догадки и теории. – Мой отчим произнес это так, что я ему не вполне поверил, как будто все еще решал про себя, о чем стоит сообщить, а о чем лучше умолчать. – После смерти Роберта некоторое время я пытался разобраться, из-за чего его могли убить. Он был сильно напуган, даже носил с собой пистолет. Поверь мне, это выходило за всякие рамки. Я говорил тебе, что Саблезубые стали более жестокими. И дело не только в том, что они стали причинять боль людям, – ты сам говорил, вымогательство выгоднее грабежей. Вот чего твой отец не мог вынести, поскольку у него самого были дети. За неделю до смерти… Это старая история, ты такие слышал. У богатых родителей похищают ребенка. Семья поднимает шум. Хотя они могут позволить себе выкуп, но предпочитают набить чемодан листовками вместо денег. Девочку больше никогда не видели. Никаких доказательств, но почерк Саблезубых читался во всем. Майкл упоминал…

– Как звали девочку? – запинаясь, спросил я.

– Маколи.

– Имя? – Я хотел знать ее имя, а не из какой она семьи.

– Ребекка.

– Какой просили выкуп?

– Триста тысяч.

В моей голове все мутилось, но на поверхность всплыли слова, сказанные Майклом. Я собрал, что мог, но он хотел больше.