Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

– Вы засадили моего мальчика в запертую комнату и оставили его там одного?

Марсело с нежной твердостью похлопал ее рукой по спине между лопатками.

– Мэ… – Кроуфорд опять начал было называть ее «мэм», на этот раз с американским акцентом, но оборвал сам себя. Он казался взволнованным. Снова открыл рот, выбрал обращение «миссис Каннингем» и сказал: – Комната даже не была заперта.

Те из нас, чье внимание рассеялось, а именно Энди или те, кто находился на грани обморока, а именно я и София, которая едва держалась на ногах от усталости, метнули взгляды на Кроуфорда.

– Джульетта посмотрела прогноз погоды и сказала мне, что собирается отправить некоторых гостей вниз, когда буря на время утихнет. И мы решили: раз до сих пор Майкл на все соглашался, мы переведем его в один из номеров отеля. Когда мы пришли сказать ему об этом – после вашего разговора с ним, Эрнест, но до того, как я пошел за вами в сарай, – он спал. Пристроился на лавке спиной к двери. У него была подушка и одеяло, кажется, ему было удобно. Джульетта была там. Она может подтвердить это. Правда же?

– Да. Я была там.

– Потом мне пришлось выгонять их, – полицейский кивнул на меня и Эрин, пренебрегая упоминанием Софии, – из хозяйственного сарая, что обернулось «Титаником» для этого парня, а когда мы дотащили его сюда, прибыли автобусы, и я должен был помогать людям садиться в них. Другим нужно было откапывать машины. То одно, то другое. Это длилось бесконечно. Но – клянусь! – я не хотел, чтобы Майкл сидел взаперти, когда меня нет рядом, проснулся и не смог выйти. Если бы вдруг случился… – Кроуфорд остановился ровно перед словом «пожар», вероятно уловив горькую иронию ситуации. – Перед уходом я открыл задвижку. Это точно.

Я отчаянно пытался вспомнить, отодвигал ли ее, прежде чем распахнуть дверь, и кажется, не делал этого. Кроуфорд прав: он ее не запер.

– Окно было разбито, когда вы в последний раз видели Майкла? – спросил я.

Кроуфорд взглянул на Джульетту, та пожала плечами. Полицейский покачал головой:

– Я не знаю.

– Вы уверены, что Майкл спал?

– Ну… я его не спрашивал.

– Он дышал? – На этот раз я обратился к Джульетте.

– Я не… Слушайте, я не проверяла. Ничего подозрительного там не было.

– Что у тебя на уме, Эрн? – спросила София.

– У Зеленых Ботинок зубчатый порез на шее от пластиковых стяжек. Если бы Майкл пытался избавиться от них, то у него были бы раны на запястьях. Но я не видел у него на руках никаких повреждений, когда нашел его. А ты, София?

Она на секунду задумалась.

– Нет. Но на нем не было ни крови, ни синяков, а они появились бы обязательно, если бы Майкл отбивался от кого-то. Но опять же, там много пепла, так что, может быть, я не заметила. – (Я видел, что София сама в это не верит.) – Может быть, его оглушили ударом, то есть Майкл знал этого человека и доверял ему настолько, что повернулся к нему спиной.

Я стал размышлять вслух:

– Значит, окно могло быть разбито, а могло и не быть. Когда я нашел Майкла, все было очевидно: на полу осколки стекла, в комнате светлее, и, конечно, вы заметили бы сквозняк, так как на улице все еще сильно дуло, из чего следует…

Эрин сильно ткнула меня локтем под ребра, но я не обратил на нее внимания. Все следили за тем, как я расставляю события по времени. Хотя это и были умозрительные рассуждения, энергия мыслительного процесса помогала мне избавляться от шока. Я уверен, в тот момент всем хотелось одного – разбежаться по своим комнатам и там в одиночестве предаться горю и отчаянию, но мы все понимали, как важно разобраться в случившемся. Это могло привести нас к убийце.

– Предположим, окно было цело, когда вы видели Майкла. Хотя он мог спать или не спать. – (Эрин снова толкнула меня.) – Что? – зашипел я на нее.

– Все это очень интересно, но подтверждает только одно: ты был последним, кто находился с ним наедине в сушильне, когда он бодрствовал, – прошептала Эрин, и все это услышали.

Я снова повернулся к сидевшим в комнате. О! Вот почему они так внимательно смотрели на меня.

– Майкл был жив, когда я его оставил, – сказал я, но на меня взирали такие суровые лица, что мне показалось, будто я обращаюсь к жюри присяжных. Я знал, что не стоит этого делать, – если вы когда-нибудь видели, как проводится допрос, то знаете: только виновные повторяют свои слова, когда их никто об этом не просит, – но я не мог удержаться и с мольбой в голосе произнес: – Он был жив, когда я его оставил.