Каждый выбирает по себе

Лошади, чуя слишком близко подобравшегося преследователя, пугливо всхрапывали. Ратники начинали озираться, гадая, от чего бесятся кони, но котофей умудрялся сливаться с окружающим лесом настолько, что его короткие перебежки принимались людьми за игру теней.

Немного погодя Баюн свернул в сторону. Все, что ему требовалось, он уловил. Возвращаться к жилью ведьмы не стоило — птичка давным-давно улетела. Теперь надо проверить дом чародейки — вдруг она уже вернулась, да проведать Антона. Как там у него дела?

*****

Телега, влекомая парой лошадей, медленно миновала распахнутые настежь ворота и застыла на середине просторного двора. Понурые дружинники во главе с князем следовали за ней.

С украшенного узорочьем крыльца высокого терема сбежала улыбающаяся хозяйка и остановилась, не решаясь подступить к ратникам, тесным кольцом обступивших дроги, удивленно высматривая супружника. Девицы нерешительно толкались в дверях, не осмеливаясь выскочить следом за матерью, перешептывались, рассматривая молодых воев. Только когда князь виновато потупил взгляд, Стояна поняла всё и взвыла в голос, зарыдала, словно раненый зверь.

Родослав, услышав причитания, выглянул из темного подклета, где прятался от бдительного взгляда матери и сестер, занятых домашними хлопотами. Им просто невмоготу было зреть бесцельно слоняющегося по двору мальчика и потому, как только он попадался им на глаза, его тут же старались пристроить к делу. Но это только на их взгляд у брата не было забот. Были, да только вот для женщин они не считались такими уж важными. И Родослав полюбовался на первый самолично смастеренный меч, который он только что закончил. Получился такой же, как у отца! Ну, или почти… деревянный только… Осталось только слегка поправить, но маленький каленый нож остался во дворе, а без него как?

Мать, тихо подвывая, вцепилась в холстину, покрывающую дроги. Один из спешившихся ратников напрасно пытался удержать вырывающуюся из его рук женщину.

Мальчик осторожно выбрался из своего убежища и подобрался поближе.

— Твой муж заслужил честную кроду**. — Князь слез с коня, прихрамывая, подошел к телеге, откинул покрывало, всмотрелся в застывшее лицо своего гридня***. — Он погиб на поле брани, как достойный вой. Я обязан ему жизнью.

"Отец? Отец погиб?" — У Родослава дыхание перехватило от осознания потери. С трудом сглотнув горький комок, сжавший горло, он протиснулся между дворовыми людьми.

— Кто из вас умрет вместе с ним? — Вопрошающий взгляд князя обежал родовичей своего телохранителя. — Кто согласен проводить его в Ирий?

— Я! — Родослав выступил вперед, и услышал, как глухо охнула старшая сестра, а за штаны его ухватила чья-то ловкая рука, потащила назад. Он, не оглядываясь, нетерпимо оттолкнул чужую длань, и прошел к князю. — Я согласен разделить с отцом тяготы последнего пути.

— Добре, — князь утвердительно кивнул головой. — Сын у Гордея под стать ему вырос…

Тут же по обе стороны от мальчика встали дружинники. С этого мгновения и до начала похоронного обряда они уже не отходили от мальчика ни на шаг и не давали родным поговорить с ним. Однако Синеока, младшая из четырех дочерей Гордея, выбрала момент, лисой подольстилась к стражам (двенадцатилетняя плутовка умела увещевать, когда хотела, чем и пользовалась беззастенчиво), проскочила мимо них и жарко зашептала брату прямо в ухо:

— Родька, что ты сделал? Ты о нас подумал?

— Уйди… — решительно сказал мальчик.

— Ведь на тебе весь род прервется… Ты последний мужчина. Отец так на тебя надеялся…

— Я с ним и останусь.

— Дурачина ты, матери каково будет — двоих сразу потерять? Она ж и так свету белого не видит, третий день без продыху воет, все старшие делают… И одёжу шьют, и тризну готовят. Родька… — девочка внезапно залилась слезами, прижала брата к себе. Тот, набычившись, вырвался из крепких объятий. — Ведь не обязательно было соглашаться… Давно уже кроду, как пращурами заведено, не делают. Как мы без тебя?

— Я сам так решил, а давшим согласие на кроду обратного пути нет.

— Да тебе ведь только девять лет минуло. Что ж они, не понимают?

— Я волен в своем ответе. Хватит… Уходи… — Родослав оттолкнул сестру, развернулся к стене. — А не уйдешь, закричу на весь мир.

Синеока отпрянула, обиженно сверкнула глазами, и, не сказав больше ни слова, выбежала из парадной горницы, в которой временно обитал брат.

Мальчик тоскливо посмотрел на стол, уставленный яствами, на мягкую парадную постель, заваленную подушками, на новые одеяния — отправляющемуся в мир иной полагалось все три дня до погребального обряда провести в веселье и праздности, пока не придет назначенный срок, однако ничего не радовало. Да и немудрено… Самому стыдно признаться, но сердце сжимается от страха…

Поутру, едва поднимающее солнце позолотило маковки деревьев, за ним пришли. Так и не сомкнувший в эту ночь глаз Родослав медлительно натянул алую рубаху, вышитую по вороту угловатой рунической вязью, туго затянул завязки плисовых штанов, вдел ноги в узорчатые вязаные чулки, плотно охватившие стопы.

— Готов… — вымолвил он, не поднимая головы.