Я так и не закончил свое путешествие по стране. Проделав путь в тысячу с лишним километров, я заболел, пришлось даже на несколько дней лечь в больницу. Сегодня, задним числом, я понимаю, что мне бы никто не позволил тогда прогулку вокруг ГДР, потому что полиция запретила ходить по берегу Балтийского моря. Слишком много «беглецов республики» – на весельных лодках или на автокамерах – в то время искали убежища в Швеции или Дании. Я никогда не забуду падение Берлинской стены, которое для меня было сигналом к воссоединению. В тот момент я был в Патагонии на съемках игрового фильма «Крик камня». Там, вдали от цивилизации, прямо посреди съемки мне сообщил об этом альпинист, услышавший новость по коротковолновому радио уже через несколько дней после того, как стена рухнула. Тогда я испытал глубокую радость, и это чувство со мной и сегодня. В тот день я рано закончил снимать и выпил с группой чилийского вина. Германия и Бавария – для меня это только кажущийся антагонизм. С одной стороны, никогда в глубинах истории Германия не была единым государством, с другой стороны, Бавария – это не та земля, на которой мои предки жили поколение за поколением. Но несмотря на все многообразие наших европейских корней, сам я по культуре баварец. Баварский – мой родной язык, ландшафты Баварии – мои ландшафты: где мой дом, мне известно.
В детстве я много ходил пешком (и больше того, босиком) по Захрангу и окрестным горам. Позже это увлечение обрело новое качество, когда я обратился в католичество и присоединился к группе религиозно настроенных сверстников, – я ходил с ними в пешие походы в район тогдашней югославско-албанской границы. К этому я еще вернусь. Более важным и более осознанным это увлечение стало для меня благодаря моему деду Рудольфу, отцу моего отца, и прогулкам по его любимым местам. С ним у меня отношения были ближе, чем с отцом. В целом, я думаю, сыграл свою роль и тот факт, что поколение рубежа XIX–XX веков было сильнее и глубже укоренено в истории, чем поколение моих родителей. Избрав идеологию национал-социализма, поколение моих родителей отвергло преемственность европейской культуры, погрузилось в туманную образность мифической Германии праотцов и так погибло. Хотя, возможно, проецировать все это на собственную семью слишком уж субъективно. Все семьи – это необычные организмы, и моя семья – не исключение. Кроме того, я хорошо помню дедушку, но когда я пришел в сознательный возраст, он уже потерял рассудок.
7. Элла и Рудольф
В воспоминаниях для любознательных внуков бабушка описывает свою встречу с дедушкой. Судя по ним, у бабушки было беззаботное буржуазное детство во Франкфурте, можно сказать, идиллическое. В первой же фразе записок она говорит о «прекрасном, беспечном, блаженном детстве». В доме, где они жили, был «огромный балкон, выходивший в сад, с видом на зеленый бульвар и древний ров перед крепостным валом». Одного взгляда на карту современного Франкфурта достаточно, чтобы понять, что жилье в этом месте, рядом с парком и крепостным рвом, теперь стоит заоблачных денег. В их саду посреди города росли фруктовые деревья и ягодные кусты.
«