Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары

Мне трудно представить себе столь обеспеченную жизнь и так же трудно вообразить, что в саду в самом центре Франкфурта, который теперь стал суперсовременным городом, аист таскает рыбу из чаши фонтана. Да и сама бабушка Элла оставила эту роскошную жизнь в прошлом, выйдя замуж за моего дедушку, чтобы жить и работать с ним вместе на бедном – тогда турецком, а ныне греческом – острове Кос. Ее встречу с дедом долго готовили. Отец Эллы самоотверженно ухаживал за своим тестем, перенесшим несколько инсультов, в последние два года его жизни. В благодарность ему предложили отправиться в круиз на теплоходе, чтобы передохнуть, и тут судьба сыграла на руку бабушке. Отец взял ее с собой в путешествие: сначала вниз по Рейну до Антверпена, где они сели на корабль, чтобы, обойдя морем Францию и Испанию, доплыть до Генуи и Неаполя. Элле – высокой, статной, красивой – было семнадцать. Ближе к концу путешествия, во время совместного выезда на Капри, с ней заговорил попутчик, химик из Тюбингенского университета, профессор Бюлов.

На Капри Бюловы признались папе, что они (Бюлов и его жена), беседуя друг с другом, сперва недоумевали, как этот старикан добился внимания такой милой молодой женщины, прежде чем поняли, что эта неравная пара – на самом деле отец и дочь. Там же, на Капри, господин Бюлов сказал папе: «Доктор, привозите вашу дочь к нам в Тюбинген, я знаю для нее подходящего мужа», на что папа ответил: «Мы пока никуда не торопимся!» Вернувшись домой, Бюлов сказал Рудольфу: «Херцог, я нашел тебе жену». Следующим летом, в 1902 году, я провела четыре недели в гостях у семьи Бюлов. В первый же день мы посетили праздничную церемонию в актовом зале университета, и первым мужчиной, которого мне представили, был доктор Херцог, которого я потом часто встречала в компаниях.

Во время званых обедов ее и Рудольфа намеренно сажали рядом, о чем Элла узнала только позднее, из переписки семейства Бюлов с ее родителями. Потом она получит эти письма в подарок и станет пространно цитировать в своих мемуарах. Серьезность и осмотрительность этих шагов сегодня особенно впечатляют неизменным вниманием и уважением к чувствам и мировосприятию Эллы. Профессор химии из Тюбингена фон Бюлов нисколько не сомневался, что его друг Рудольф Херцог, в очень молодом возрасте ставший профессором классической филологии, человек глубокого ума, а равно и большого сердца, заслуживает такую великолепную, сильную, красивую жену, как Элла. Только вот дедушка мой был человеком застенчивым, замкнутым, хотя и обладал богатым воображением и незаурядным талантом руководителя. Все это стало очевидно вскоре после его женитьбы на Элле, последовавшей за ним на его археологические раскопки на острове Кос, где он руководил сотнями турецких и греческих рабочих. Там дед жил словно древний полководец, в трудный час нес ночную вахту вместе со своими солдатами и спал у костра, закутавшись в плащ.

Правда, Элле Рудольф казался слишком старым: между ними было двенадцать или тринадцать лет разницы, но они быстро сблизились благодаря литературе. Рудольф был впечатлен эрудицией Эллы, и однажды они заключили пари, в котором каждый из них нисколько не сомневался, что прав, – о том, кто написал стихотворение, нравившееся обоим, Эйхендорф или Гофман фон Фаллерслебен. Элла отыскала на полке том стихов Гофмана фон Фаллерслебена и выиграла пари, а позже, когда Рудольф уже воспылал к ней любовью, он привез ей из Тюбингена томик Эйхендорфа со стихотворным посвящением, в котором явственно прочитывалось предложение руки и сердца. За несколько недель до этого она записала, что у нее случился нервный припадок, «возгорание под крышей»: