Мы снимали у кратера, который считается местом, откуда произошел корейский народ; школьники, приезжающие сюда целыми классами, и солдаты обязаны хотя бы раз в жизни его посетить. Пока мы с ученым снимали, я услышал совсем рядом хихиканье, а затем сдержанный смех молодой женщины. Я тотчас развернул камеру в эту сторону, и мы засняли группу солдат, фотографирующихся на фоне озера в кратере. При этом молодой солдат обхватил бедро хорошенькой военнослужащей и щекотал ее под мышкой. От этой группы исходила радость жизни, это было очень приятно видеть и это было необычно, потому что показывало другую, очень человечную сторону северокорейских вооруженных сил. Тут вмешался наш надзиратель. Нам пришлось тотчас же выключить камеру. Мне пояснили, что я только что нарушил поставленные мне условия. Северокорейский солдат полон решимости и всегда готов пролить свою кровь за отечество и любимого брата и вождя, остальное немыслимо. Особенно серьезным проступком было то, что я снимал солдат в полной униформе, их лица мог бы идентифицировать империалистический враг – короче, мне было приказано немедленно уничтожить отснятый материал. Проблема была в том, что по техническим причинам мы никак не могли запросто стереть часть снятого материала. Даже с северокорейским оборудованием и их техниками мы не сумели с этим справиться. Тогда мне сообщили, что в этом случае придется конфисковать весь наш жесткий диск, чтобы уничтожить записи. Я стал приводить аргументы: там хранятся четыре полных съемочных дня, это был бы тяжелый удар для фильма. Тогда я предложил сохранить все записанные съемки, но с гарантией, что никогда не стану использовать кадры с солдатами. «Гарантией? – отвечали мне. – Вы имеете в виду письменный договор на пятидесяти страницах, который будет порван уже в самолете, за пределами территории северокорейского государства?» Я ответил, что не стал бы так поступать, а сделал бы по-другому. При работе над многими моими крупными фильмами, например «Агирре» – а этот фильм специально приставленные к нам сопровождающие знали, – как правило, не заключалось никаких письменных договоров с главными сотрудниками, а только устные, скрепленные рукопожатием. И такая договоренность ни разу не была нарушена. Еще я сказал, что в нашем случае я мог бы дать целых три гарантии вместо одной. «Какие же это?» – спросили меня. Я ответил: «Моя честь, мое лицо и мое рукопожатие». И произошло неожиданное. Мне оставили весь жесткий диск. Я, со своей стороны, ни разу не использовал этот материал и никогда не сделаю этого в будущем.
«Агирре» стал первым звездным часом не только для моего брата Луки, но и для еще одного человека – Вальтера Заксера. Этот юный швейцарец родом из Санкт-Галлена, отправившийся бродить по свету, привлек мое внимание много лет назад, при подготовке фильма «И карлики начинали с малого», который снимался на Лансароте, одном из Канарских островов. В то время он управлял небольшим отелем на острове и, в частности, помог нам найти машину, которая должна была без конца ездить по кругу. Вскоре после начала съемок, когда эта колымага пятидесятых годов выпуска уже закрепилась в сюжете фильма, она развалилась окончательно. Мне кажется, у нее лопнул блок цилиндров. Через день Заксер увидел где-то на проселочной дороге похожую модель, остановил машину и выпросил у владельца двигатель. Тот получил что-то взамен, а Заксер за ночь установил новый мотор в нашу развалюху, да еще и доработал его, потому что он не точно подходил по размеру. Такого энтузиазма я вообще никогда не видел. Заксер всегда был готов взяться за любое дело. Не было такого риска, на который он не решился бы пойти. Он презирал всех, кто работал не так упорно, как он сам, особенно актеров с их глуповатыми замашками, которые были для него бельмом на глазу. Во время съемок «Агирре» он спал под Мачу-Пикчу на земляном полу с маленькой горбатой индианкой и детьми, облепленный десятками сновавших по нему морских свинок, которых там держали вместо домашних кур и даже жарили. Позже и я оставался здесь на ночь. Вместе с ним я переплыл через реку Урубамба, чтобы починить переправу на тросе. К тросу была привязана площадка, застрявшая на другом берегу, но веревки, с помощью которой эту площадку можно было бы перемещать туда-сюда, не было. Помню, как во время этого заплыва на нас с грозным хлюпаньем неожиданно надвинулась гигантская воронка водоворота. Однажды, когда весь проект оказался в отчаянно сложной ситуации, именно Вальтер Заксер всю ночь в темноте прошагал пешком от места съемки до местечка Часута, взбираясь на гигантские скользкие камни в ущелье реки Уальяга, где три порога идут один за другим. К тому же в руках у него был плоский чемоданчик-дипломат. Я видел, как он однажды проработал подряд шестьдесят часов, а потом нашел его спящим на груде камней.