Во время съемок каким-то образом бесследно исчезли негативы всего отснятого нами материала. У нас была договоренность с одной транспортной компанией в Лиме, которая отправляла пленку в Мехико, где ее должны были проявить, но мексиканцы божились на чем свет стоит, что к ним ничего не поступало. Негатив фильма был для нас всем. Без него все было зря. У нас возникло два подозрения: возможно, мексиканская кинолаборатория совершила катастрофическую ошибку и обработала наш негатив неправильными химикатами, испортила его и теперь делает вид, что по почте ей ничего не приходило. Но Луки считал, что, раз мексиканцы собирались заработать на заказе, они, видимо, говорят правду. Второй возможный вариант: что-то могло произойти при пересылке из Лимы, но экспедиторская фирма ссылалась на документы об отправке, проштампованные таможней, которые доказывали, что наш материал покинул страну. Самолеты в пути нигде не садились, так что ничего потеряться не могло. На склад таможни в Лиме Луки не пустили; в конце концов, недолго думая, он перелез через трехметровый забор из рабицы и нашел на задворках аэропорта в куче мусора весь наш материал, выброшенный на помойку, но все еще запечатанный. Много недель чувствительная пленка провалялась на солнцепеке. В конце концов выяснилось, что транспортная компания подкупила таможню, которая ставила печати на бумаги, а фирма клала в карман плату за пересылку. Луки забрал коробки с негативами и в ручной клади сам отвез в Мехико. Пока шли эти поиски, в джунглях, на месте съемок, положение представлялось мне чудовищным. Я знал, что все, что мы неделями снимали, нельзя повторить и все это теперь пропало. Оставалось одно: снимать дальше, как будто ничего не случилось. Узнай тогда команда, что все с таким трудом снятое, скорее всего, погибло, наверняка воцарилась бы паника и все бы развалилось. Так что я просто продолжал работать дальше, хотя и полностью осознавал абсурдность моего положения. Об этом знали только Луки, я и директор картины Вальтер Заксер. Но мы были тверды как скала и держали язык за зубами. С точки зрения обычного кинопроизводства, наверное, можно было бы задать вопрос: почему же съемки не были застрахованы? Отвечаю: у нас было так мало средств, что мы никогда не смогли бы позволить себе страховку. Иногда денег едва хватало даже на еду. А кроме того, снятое нами было уникально, едва ли можно было это повторить.
Я вспоминаю, что временами есть было совсем нечего, и тогда я с двумя своими сподвижниками ночью отправлялся на долбленых лодках в индейскую деревню, чтобы добыть что-нибудь съестное. Однажды я обменял свои крепкие ботинки на бадью, полную рыбы, а в другой раз расплатился наручными часами. Помню, как-то раз ночью мы разделились и позже встретились на повороте реки. Но ни одна из посланных за едой лодок ничего не смогла раздобыть. В четыре часа утра, еще в темноте, мы привязали каноэ одно к другому, нас потащило вниз по течению, а мы утирали слезы.
У своих братьев, и особенно у Луки, я научился не только вызывать доверие, но и нести за него безоговорочную ответственность. Приведу пример: фильм «В самое пекло» я снимал с вулканологом Клайвом Оппенхаймером в самых разных частях света, в 2015 году мы побывали и в Северной Корее. После года переговоров Клайв получил разрешение на съемку, хотя вообще-то это вещь невозможная. Нам разрешалось снимать не все, и мы постоянно находились под наблюдением спецслужб. При этом нам позволили вести съемки на краю кратера вулкана Пэктусан. Поскольку гора расположена на самой границе с Китаем, меры были приняты особенно строгие. Здесь многие корейцы пытались бежать через границу, дороги во многих местах были перекрыты, и на блокпостах нас часто проверяли военные. Мне бросилось в глаза, что к скорострельным винтовкам были дополнительно прикручены штыки, и не декоративные, как у почетного караула на мемориале в Арлингтоне в США, а наточенные остро, как бритвы. Считается, что Северная Корея в военном отношении опасна из-за ядерного оружия, но в стране больше миллиона солдат. Если послать это громадное войско фанатичных бойцов на границу, рассредоточив их далеко друг от друга, и глубоко эшелонировать, так что практически нельзя будет задержать их атакой с воздуха или пулеметами, то южнокорейская столица будет захвачена в течение нескольких дней. Пехота – это опасность, которую не принимают всерьез, поскольку она считается устаревшей.