Казино ты мое, казино

Мои мытарства начались сразу же. Я ждала три часа, сидя на жестком кресле перед кабинетом номер тринадцать в обществе молчаливого сержанта, зевавшего равномерно через каждые пять минут. Чейз не понадобился, я и так кемарила, чувствуя себя уверенно. Прикинув время, я смело могла рассчитывать на крупный кукиш в кармане, который должен был приятно удивить этого настырного хохла в погонах, не умеющего скрывать своих чувств. Однако три часа — это чересчур, нельзя же так откровенно радоваться своей удаче, да и возможный убийца должен иметь право на внеочередность.

Когда меня ввели наконец в прокуренный кабинетик, я была уже достаточно раздраженной, и довольная рожа Головко настроения не улучшила.

Он гордо восседал за желтым обшарпанным столом. Перед ним в художественном беспорядке были разложены бумаги, в пепельнице груда окурков, которая ясно демонстрировала напряженность умственного милицейского труда. Справа — небольшое окно с решеткой из сетки-рабицы, слева — ряд стульев. На одном из них маялся, ерзая отсиженной задницей, полный лысый майор.

— Ну вот, и до вас дошла очередь, или, вернее, дошли руки. Садитесь, пожалуйста. — Головко ладонью сделал приглашающий жест.

Я села на стул напротив него, лицом к майору. Поставила сумку на пол, из ее кармашка достала сигареты. Головко щелкнул зажигалкой:

— Вот что мы курим! Правильно, такая красивая девушка всякой гадостью травиться не может. Ну а мы — люди скромные, законопослушные и очень занятые.

Еще полтора часа Головко строил сложные комбинации разговора, пытаясь заставить меня узнать «беретту», намекая и на известное снисхождение, и на грядущие ужасы, если память меня подведет.

Во время допроса толстый майор периодически подавал угрожающие реплики, стараясь настроить свой скучный голос пожестче. Я и внимание на него перестала обращать. Устал человек, что же еще ожидать от него?

Наконец мой следователь стал подходить ко второй части спектакля.

— Ну, хорошо, Татьяна, орудие убийства, которое вы прятали в ванной, вы не узнаете?

— Я не прятала! Понятия не имею, как он там оказался, сколько раз еще вам говорить?

— Ну ладно, ладно. Тогда я спрошу вас вот о чем — где вы были во время убийства?

Каков оригинал! Он еще пытается поймать меня на такие детские фокусы!

— А когда оно произошло?

Тут уже ерзать начал Головко.

— Не придуряйся! — рыкнул майор и зашмыгал носом. Е-мое, у него еще и насморк, вдобавок к кровавым мозолям на ягодицах!

— Вы прекрасно понимаете, что я вас спрашиваю о времени с 21 до 22 часов вчерашнего дня.

Я чуть было не ляпнула, что в это время Света была еще жива, потому что звонила мне около 22 часов.

Зевнув, я начала вспоминать, что же такого интересного было вчера в это время.

— Да я точно и не помню. Дома была, наверное.

— Ах, наверно! А кто это может подтвердить? Ваш друг?

— Ну, хотя бы и он. Он звонил мне примерно в это время.

— Очень, очень интересно! Значит, говорите, звонил? И о чем вы говорили?

— О ерунде какой-то, он спрашивал, куда я уехала, не предупредив его.

— Какие странные отношения между филателистами!

— И не говорите — чудики! — охотно согласилась я.

— Ну а что было потом? После звонка?

— После звонка? — Я опять зевнула, беря театральную паузу. Сейчас он сникнет, а потом начнет орать.

— Да, после звонка! — вскричал Головко и радостно ощерился.

— Потом я вышла во двор, покурить.

— И сели в свою машину, верно?!

— Никуда я не садилась. Я просто вышла во двор и поругалась с тетей Зиной.

— С какой тетей Зиной? — Головко растерялся. Ну, еще бы — рушится строение, о котором он так мечтал.

— С соседкой, у нее собака нервная, я с ней поссорилась.

— С тетей Зиной, значит?

— Нет, с собакой. С тетей Зиной я поругалась как раз вчера вечером, когда вышла покурить.

— А больше в это время вы ни с кем не ругались?

— Нет, с Витей у нас хорошие отношения.

— С каким Витей?! — Мой следователь уже не выглядел счастливым и с большим трудом расставался со своими мечтами.

— Витя — еще один сосед. Он выносил мусор и прошел мимо нас, я вернулась домой, а тетя Зина все еще продолжала шуметь у подъезда. Время не засекала, но завелась она надолго. Я помню, по НТВ шел какой-то боевик, а ее крики совсем не совпадали с сюжетом.

Лицо у Головко пошло красными пятнами, испарина появилась на лбу и под носом. Он съежился на стуле, нахмурил брови и внимательно рассматривал карандаш, который вертел в руках.

— Хватит врать! — подал голос майор и подсунул под задницу левую ладонь.

— Значит, так, Иванова, — тихо начал Головко, — ваши показания мы, конечно, проверим. Но я советую вам подумать, стоит ли усугублять свою участь. Крепко подумайте. Сейчас вас проведут в очень уютное помещение, где вам никто не будет мешать. Еще раз вам говорю, подумайте.

Меня проводили в подвал. После нескольких лестничных пролетов, миновав кучу всяких дверей, я оказалась в узком коридоре с дверями по обеим его сторонам.

Посередине коридора стояла, уткнув руки в складчатые бока, заплывшая женщина в форме и руководила худенькой девочкой, стоящей на табуретке и наклеивающей кусок обоев за водопроводную трубу. Увидев меня, девочка спросила: