– На какой срок Вы остановились у нас, мистер Поретто? – спросил Папу Джо администратор в «Арлингтоне», вручая ему ключ от номера.
– На неопределенный, – ответил он.
Джо Поретто приехал в Хот-Спрингс не ради светского раута. Его ждали дела, и он не собирался уезжать, пока все не уладит. Несколько месяцев Папа Джо обсуждал с Ральфом Пирсом, как проторить себе дорожку в Хот-Спрингс: теперь, когда у Оуни появился собственный провод, Папа Джо ходил по букмекерам, выясняя, как у них обстоят дела с «коротышкой из “Саусерн”». Папа Джо уже заставил Оуни продать ему 5 % акций клуба «Пайнс». Оуни согласился – возможно, потому, что Дэйн видел конкуренцию с соседним «Бельведером», и в любом случае хотел бы, чтобы Оуни избавился от него. Но дело этим, похоже, не ограничилось. Папа Джо продолжил бы возвращаться за добавкой, пока не получил бы все.
Оуни пригласил Папу Джо на ужин в стейк-хаус Коя и сообщил, что его присутствие в Хот-Спрингсе создает слишком много проблем: его используют как козырь политические противники игорного бизнеса. Оуни считал, что Папа Джо должен держаться в тени. Когда Папа вернулся в отель, там его уже поджидал новый окружной судья Пламмер Доббс. Он велел Папе Джо покинуть город на следующий день и никогда не возвращаться. Папа Джо позвонил Сэму Джанкане, боссу Чикагского синдиката, и попросил разрешения «забрать все подчистую».
– Это не я, Муни, это коротышка, – ныл Поретто Джанкане, которого часто называли Момо или Муни. – Этот ублюдок пытается бороться с судьей-баптистом.
Джанкана связался с Горбатым Хамфрисом, и тот уточнил:
– Оуни волен отправляться туда, куда ему заблагорассудится.
– Будем откровенны, Джо трахнул бы собственную мать, – усмехнулся Хамфрис.
Из «Арлингтона» Папа Джо прямиком отправился в отель «Риттер», где работала телеграфная служба Оуни. Тот уже догадался о намерениях Папы Джо и, вооруженный и готовый ко всему, что бы ни задумал Папа, заперся в офисе вместе с Джимми «Профи» Витро, вышибалой из Чикаго, приехавшим в Арканзас, чтобы присматривать за ним. Папа забарабанил в дверь и потребовал, чтобы его впустили. Оуни ответил, что не собирается его впускать и не позволит ему завладеть проводом.
– Лучше бы ты оставался в Новом Орлеане! – в сердцах воскликнул Оуни. – Меня бросает в жар, когда ты находишься в Хот-Спрингсе.
Для Папы Джо это прозвучало подтверждением того, что Оуни приказал судье Доббсу прогнать его из города.
Оба продолжали препираться и угрожать друг другу, пока не приехала полиция, и Папа Джо убыл восвояси без дальнейших осложнений. Видимо, Папу Джо и его коллег-гангстеров взбесило, что Оуни говорит о себе как о местном жителе, считая, что в Хот-Спрингсе для него существуют какие-то иные условия, чем для остальных членов мафии. Почему таких, как Джо Поретто, закон должен изгонять из города, а Оуни сидит в своем большом кабинете и принимает ставки? Чем Оуни отличается от других?
Однако Оуни не считал себя чужаком. Более двадцати лет он прожил в Хот-Спрингсе. Он женился на представительнице уважаемой и влиятельной семьи. Он распределял свои деньги по всему городу, поддерживая банки, помогая строить церкви, оплачивая форму для участников школьного ансамбля. Он показал этим провинциалам, как управлять ночным клубом. Он вывел Хот-Спрингс из тьмы. И хотя он по-прежнему думал, что Хот-Спрингс – скорее мелкий городишко, нежели настоящий город, он считал его своим домом.
Папа Джо, скорее всего, понимал, что жители Хот-Спрингса не видели никакой разницы между ним и Оуни. Оуни Мэдден – такой же гангстер, как и он, как Карлос Марчелло, как Аль Капоне. Не имело никакого значения, что Оуни делил постель с дочерью начальника почты или оплачивал форму школьных оркестрантов. Оуни был бандитом. И не просто был, он один из самых крупных преступников в истории Америки, легендарный преступник. Сама идея, что Оуни сможет когда-нибудь все бросить, уступив Папе Джо свою деятельность, и добрые люди в Хот-Спрингсе начнут от радости писать кипятком и упадут в обморок на свои диваны, – чистейшее заблуждение.