Как отражено в лаконичных мемуарах Уайтлока, Кромвель теперь с раздражающей краткостью обращался к нему и Уиддрингтону за помощью в ходе ряда встреч. Сначала, 18 декабря, Кромвель вместе со спикером Лентхоллом встретились, чтобы посоветоваться с двумя знаменитыми юристами. На следующий день те пришли к Кромвелю в Уайтхолл, где Уайтлок с неодобрением заметил, что тот «лежал на одной из роскошных кроватей короля». После этого Уайтлок оставляет записи о еще двух встречах, на второй из которых присутствовали несколько членов парламента. Он лишь намекает на их цель, которая, по его выражению, состояла в том, чтобы «как-то повлиять на восстановление в своих должностях изолированных членов» и умерить пыл армии. На второй и самой многолюдной встрече они обсуждали «вопрос об урегулировании ситуации в королевстве парламентом, чтобы не оставлять все на растерзание мечу». Они решали, следует ли им обойтись без короля вообще или посадить на трон младшего сына Карла – маленького герцога Глостера, которого они могли бы воспитывать и формировать по своей воле. Если таково было в общих чертах содержание их дебатов, то ясно, что Уайтлок и Уиддрингтон, равно как и Кромвель, в качестве отправной точки рассматривали устранение короля Карла путем либо свержения, либо смерти. Дразнящие записи Уайтлока содержат гораздо больше намеков, чем истинной информации. Все выглядит так, будто Кромвель, который начал эти обсуждения и привлек двух юристов, надеялся, что они придумают способ сделать суд над королем приемлемым, по крайней мере для некоторых отсутствующих членов парламента. Если парламент можно сначала укрепить, вернув в него добровольно отсутствующих членов, а затем уговорить санкционировать суд, то неприкрытое насилие, учиненное армией, будет благопристойно скрыто.
Этот план ни к чему не привел. Последняя и самая долгая встреча прервалась, и, когда 23 декабря истощенная палата общин назначила комитет для рассмотрения вопроса о том, как судить короля, Уайтлок и Уиддрингтон сели в карету и уехали за город, «специально чтобы избежать участия в этом деле». И не случайно Генри Элсиндж, компетентный и верный секретарь палаты общин, внезапно пожаловался на нездоровье и подал в отставку со своего поста. Настоящей причиной этого, о чем он свободно говорил в кругу своих друзей, было: «потому что не хотел принимать участия в деле против короля». Его на время заменил Джон Фелпс – человек, гораздо менее опытный в делах парламента, который был взят секретарем в комитет во время войны для оказания помощи ограбленным священникам.
С каждым прошедшим днем потенциальная поддержка или даже молчаливое согласие большинства опытных парламентариев и юристов с существующей палатой общин на планируемый суд над королем таяли. Фанатичные сторонники армии были безразличны ко всему, кроме велений собственной совести. Но Кромвель, который заседал в парламенте с 1628 г. и поднял меч на защиту того, что считал законами страны, все еще был озабочен, чтобы суд над королем и смерть Карла были выполнены максимально в рамках юридической и парламентской процедуры. В том, что суд политически необходим и морально справедлив, он не сомневался, но надежда на придание ему видимости справедливого любым другим способом быстро убывала. И свои политические сомнения, и свою моральную убежденность он выразил в дебатах в палате общин 26 декабря. Он доказывал, что если бы любой человек предложил устроить суд над королем исключительно из житейских расчетов, то «счел бы его величайшим предателем в мире, но так как провидение и необходимость поставили перед ними эту задачу, то следует молить Бога благословить их советы, хотя ему не было предоставлено возможности внезапно дать им совет».
Отказ Кромвеля сказать больше на данный момент указывает на его нежелание оставить эффективное руководство парламентом доминирующим в нем республиканцам, особенно Генри Мартену и Томасу Скоту. Он, очевидно, беспокоился, чтобы меры, которые принял парламент для привлечения короля к ответственности, не выглядели так, будто они явно исходят от армии. Тем не менее он гораздо чаще бывал в парламенте, нежели на Военном совете в Уайтхолле, где полагался, что Айртон направляет дискуссии в правильное русло.