Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Пэры были не единственными людьми, отмечавшими Новый год как праздник. Несмотря на пуританские проповеди и пропаганду, на протяжении последних семи лет направленную против шумного празднования «двенадцати дней Рождества», многие лондонцы по-прежнему придерживались своих давних застольных привычек и воздерживались от всякой работы между Рождеством и праздником Богоявления. Даже начали снова, сначала в частных домах, устраивать тайные драматические спектакли. Но актеры и зрители настолько осмелели, что к Новому году открылись четыре старых театра. Это пренебрежение постановлением, действовавшим последние семь лет, запрещавшим играть в пьесах, не могло остаться безнаказанным. Были посланы два отряда солдат пресечь постановки. В театре «Фортуна» они нашли лишь канатоходца, а в «Красном быке» вообще никого – актеры и публика были предупреждены и быстро исчезли. Но в «Солсбери-Корте» солдаты застали спектакль в полном разгаре, прервали его и увели актеров в качестве пленников в штаб на Уайтхолле прямо в театральных костюмах. Это не было обставлено грубо; на Стрэнде люди приветствовали актеров, солдаты позволяли им отвечать и даже изображать нечто вроде спонтанной пантомимы по пути. Один из актеров был в короне и мантии, а его слуги по очереди то снимали с него корону, то вновь увенчивали ею с подобающей жестикуляцией, вызывая возгласы, насмешки, смех и аплодисменты у толпы. Только в четвертом театре – им был «Кокпит» – актеры попробовали драться, что было ошибочной тактикой: с ними обошлись жестко, их арестовали и конфисковали их гардероб и реквизит.

На следующий день вновь собралась палата лордов – пришли все ее 12 членов, как и полагалось в таком серьезном случае. Немногие из них – если такие вообще были – испытывали теплые чувства к королю. Но остальные пэры были не на его стороне, так как считали, что Карл довел себя до своего нынешнего положения своими политическими ошибками. Все осуждали политику короля, которую он проводил в месяцы, предшествовавшие войне. Но некоторые из них теперь сочли своим долгом поддержать законы страны против произвола этих неконтролируемых остатков палаты общин.

Так случилось, что граф Манчестер, который в начале гражданской войны собрал и повел войско восточных округов против Карла, теперь открыл дебаты решительным заявлением, что только король имеет власть созывать или распускать парламент, и поэтому абсурдно обвинять его в предательстве по отношению к органу, над которым он обладал высшей юридической властью.

Граф Нортумберленд, поддерживавший парламент на протяжении всей войны, теперь засомневался, что один из двадцати человек в Англии убежден, что именно король, а не парламент начал конфликт. Он доказывал, что, не решив этот вопрос, невозможно обвинять короля в предательстве. Граф Пембрук, никогда не отличавшийся храбростью, вообще воздержался от высказывания своего мнения, но граф Денби, который, как и Манчестер, собирал войско против короля в начале войны, красноречиво высказался против суда над ним. Он заявил, что его скорее разорвут на части, нежели он будет участвовать в таком позорном деле.

Поэтому единогласно палата лордов отвергла постановление. Затем она закрылась на неделю, и большинство пэров как можно скорее уехали из Лондона за город. Едва ли они, как депутаты палаты общин, ожидали, что их акция возымеет какое-то действие на людей, настроенных продолжать взятый ими курс. Говорили, что Джон Грей из Гроуби, узнав, что лорды отвергли законопроект, провозгласил, что он сам скорее выполнит обязанности палача, нежели позволит королю уйти от правосудия. Произносил ли в действительности он эти слова или нет, но палата общин была готова совместно взять на себя ответственность за смерть короля. Депутаты заявили о своем праве действовать без дальнейших ссылок на лордов, пересмотрели предложенный ими список судей короля, убрав из него имена пэров, и поспешили принять исправленный законопроект в его первом и втором чтениях на одном заседании.

Это принятие на себя всех парламентских полномочий остатками палаты общин было совершенно неправомерно. Но хотя оставшиеся члены парламента были постоянными объектами оскорблений и насмешек со стороны пресвитерианцев и роялистов, они были далеко не презираемой группой людей. Разумеется, некоторые из них были конъюнктурщиками, которых с армией связывали страх или личная выгода. Мало что можно сказать о Генри Майлдмее – бесчестном растратчике королевских драгоценностей, или о Корнелиусе Холланде, который тоже когда-то служил короне и с выгодой для себя вступил во владение одним из королевских поместий за низкую арендную плату, или о слабохарактерном Джоне Даунсе, который хоть и испытывал мучительные сомнения, но не захотел отказаться от конфискованных церковных земель, которые он купил во время войны.