Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Были выбраны четверо представителей левеллеров для участия в обсуждениях. Но число пришедших на них грандов не было ограничено. Кромвель редко присутствовал на них, но приходили и часто выступали люди, которых Лилберн называл «полковниками-ставленниками». Ферфакс, который председательствовал на долгих дебатах 14 декабря, не пытался дать левеллерам возможность высказаться. Он позволял Айртону снова и снова брать слово, в то время как Лилберну и его друзьям было трудно изложить свою программу. Однажды послушать обсуждение заскочил настырный турист Джон Эвелин и увидел на месте председателя самого Айртона. Его потрясла безнравственность обсуждаемых демократических предложений, но не меньшее потрясение он испытал от «беспорядочности и неуважительности» препирательств, от грубости языка, который использовали эти «молодые, неотесанные люди с дурной репутацией».

Безусловно, произошло несколько сердитых обменов мнений. По словам Лилберна, они проспорили далеко за полночь, и он со своими друзьями услышали от своих оппонентов немало «низких и недостойных слов». В конце концов он в гневе вызвал их всех по отдельности на дуэль. Естественно, они не приняли вызов. Задолго до того, как соглашение было достигнуто, Лилберн ушел, заявив, что считает неприемлемым находиться среди такой «банды лживых, мошенничающих плутов». Несколько дней спустя он представил Ферфаксу «Призыв к общему праву и свободе». В нем он жаловался на нечестность дебатов, заявлял, что будущее счастье всей страны теперь находится в руках армии, и предостерегал главнокомандующего «от того, чтобы всеми возможными способами мы и вы не подчинились разрушительным интересам или людям, их продвигающим… Разрушая всю власть, вы взяли на себя заботу, защиту и реставрацию [наших справедливых свобод]… В высокой степени важно для вас на том посту, на котором вы находитесь, чтобы вы не были прямолинейны или узколобы по отношению к вашим друзьям в вопросах свободы или устранения известного недовольства, а были великодушны, зная его крайние причины в эти времена. И поэтому, как во всех ваших ремонстрациях, документах и декларациях вы делали свободы народа своим знаменем и штандартом, за который сражались, так и теперь (когда вы взяли всю власть в свои руки) пусть мир увидит, что вы это и имели в виду на самом деле… раз вы уже так сильно вовлечены в это, сделайте это, используя всю вашу власть, чтобы Господь был прославлен вашим успехом, а мы и все добропорядочные люди получили бы одобрение стоять рядом с вами, а люди наслаждались бы долгожданным миром, которых мы желали бы сделать абсолютно свободными и счастливыми с помощью армии… чтобы эта армия, ваше превосходительство, и ее достойные офицеры вызывали радость и ликование у всех будущих поколений этой страны».

Ферфакс не разделял идеи Джона Лилберна. Что бы ни думал о суде над королем, он был заодно с Кромвелем и другими грандами, полагая, что вольности, свобода и счастье народа зависят от сохранения общественной иерархии и политических прав привилегированного класса, к которому принадлежал. Он верил в измененную религиозную терпимость, но не верил, что ничего, кроме анархии, не может вырасти из отмены церковной десятины, реформы избирательного права, изменения рамок правления и исполнения закона. Ферфакс не ответил.

Но это не имело значения. Лилберн и не предполагал, что ему ответят, поэтому не ждал ответа. Еще до конца декабря он уехал из Лондона на Север. Его отъезд в такой критический момент, когда левеллеры призывали дать какие-то объяснения, а объяснение, которое он сам дал, могло быть правильным, кажется для него нехарактерным. Он был бедным человеком, имевшим большую семью, и ему давно уже были выделены парламентом 3000 фунтов компенсации за перенесенные им страдания во времена королевской власти. Но деньги так и не были выплачены. В декабре 1648 г. он подал в палату общин предложение дать ему возможность получить их с имений роялистов – сторонников Карла I в Дареме. Лилберн был полон решимости добиться принятия этого решения в парламенте до смерти короля, подозревая, что, когда короля не станет, а гранды «полностью залезут на трон», он может тщетно ожидать своей награды. Таким образом, его внимание было разделено между требованиями своих последователей и своим частным делом, и, когда 18 декабря его денежная компенсация была утверждена, он уехал из Лондона на Север, чтобы получить деньги, и вернулся только после смерти короля.