Казнь Мира. Книга первая (СИ)

Сквозь Фео, который недвижимо стоял и не до конца понимал, что происходит, прошёл… он же. Только чуть старше, с прямой осанкой и в лазурной мантии магикорца. Фео потряс головой, приводя мысли в порядок. Конечно, это был отец, и, чтобы лучше видеть разговор Гиддеона и Главы Совета, Фео отошел к правой стене.

— Зачем вы вызвали меня, магистр? Я должен ещё неделю находиться в лечебнице, — сказал отец, проигнорировав предложение сесть.

— Да, да, знаю. Однако мне доложили, что признаков чумы у тебя нет.

— Тем не менее, есть порядок…

— Что ещё ты хочешь рассказать мне о порядке, Гиддеон?

Впервые Фео увидел, как его отец проиграл. Парировать ему было нечем.

Гиддеон сел на тяжёлый стул, видимо, чтобы успокоиться. В холодном взгляде отца читался прежний вопрос, который вслух на этот раз не прозвучал. Слово досталось Главе Совета.

— Ты слышал про Теврона?

Гиддеон кивнул и, как показалось Фео, напрягся. Предвосхитил, что потребуют чего-то, или же прочувствовал трагедию коллеги как личную?

— Он не ест. Почти не спит. Пару раз мы пресекали попытки самоубийства, но надолго ли нас хватит? Ты должен что-то сделать, Гиддеон. Сейчас нет возможности искать Теврону замену, а обучение не должно прекращаться.

Глава Совета откинулся на спинку, ожидая ответа, но Гиддеон не торопился. Фео подумал, что отец тщательно размышляет над новой фразой, чтобы больше не быть повергнутым.

— Я понимаю, к чему вы клоните, однако всё же спрошу: почему я? Магикорцы, постоянно работающие с Зеркалом, лучше справятся.

— Я так не считаю, — возразил магистр. — Ты самый искусный из них, хоть и отказался изучать Время. Я знаю, что оно причиняет тебе боль. Но Осколок ты, тем не менее, взял…

Глава Совета вновь победил. Гиддеон выглядел поникшим, растерянным, и так напоминал Фео его самого, явившегося перед магистром Сарматом. Голос отца прозвучал так же, как голос Фео восемнадцать лет спустя:

— Я не буду этого делать. Он должен пережить своё горе.

— Део, а если он не выдержит? Хочешь, чтобы ещё одна смерть была на твоей совести?

Фео прижался к стене, надеясь найти опору. Ожили в памяти все мерзкие слухи и сплетни, что он собирал несколько лет. Как же больно осознавать, что они недалеки от истины! Что добрый, мудрый Гиддеон мог сделать это!

На отца Фео боялся смотреть. Думал, что тот вжался в стул, как его приемный сын, от которого требовали меньшее. Или же вовсе согнулся от невыносимой душевной боли, от ран, которые никогда не заживут, что бы тот не делал.

Нет, отец сидел прямо и холодно смотрел прямо в глаза собеседнику. Ни единой лишней эмоции, ни одного невольного движения. Теперь Фео узнавал могущественного Гиддеона.

— Здесь нет моей вины! Я ничего не сделал! — голос отца раскатом грома прокатился по кабинету.

— Именно — ничего не сделал! Из-за тебя погибнет ещё один человек! — прогрохотал и магистр Сармат, поднимаясь с места. Чёрная тень легла на его лицо, лишь белки глаз ярко выделялись.

— Ты много о себе мнишь, Гиддеон! Забыл уже, где бы оказался без меня! Всё ещё может измениться!

Не знай Фео будущего, его сердце бы разорвалось. Слишком правдоподобно звучали угрозы магистра, но они не заставили Гиддеона дрогнуть. Он тоже встал. Сияющими Фео стали казаться и глаза отца, будто магическая сила лилась через них.

— Если я произнесу заклинание над Зеркалом, Теврон забудет, что у него вообще есть сын! Я всё понимаю, магистр, но так проблема не решается! Позовите душеврачевателя из Нэти!

Упоминание эльфийской империи и одного из таинственных искусств, встревожило Фео. Вспомнил мрак в глазах Митчитрии.

— К нам через чуму никто не поедет. Да и император Сондэ на нас в обиде, — неожиданно спокойно ответил Глава Совета. — Думаешь, я не хотел бы поступить по-другому? Мир обернулся против нас, и нам пора брать судьбу в свои руки. Я прошу тебя, Гиддеон, как лучшего среди магикорцев…

— Нет, магистр. Я остаюсь при своём. Можете изгнать меня, даже под суд отдать, но я не лишу Теврона сына окончательно. Жизнь полна горя, но человеку нужно с ним справляться.

Аргументы обоих сторон были весомыми, вот только чуткое сердце заставляло Фео предательски тяготеть к словам магистра. Всё-таки речь идёт о спасении жизни, и самим Творцом Неру утверждено, что нет ценности выше. «Но отец остаётся честен, — подумал Фео, глядя, как меркнет взор Гиддеона. — Магистру не Теврона жаль, а работу, за которую сейчас некому взяться».

На миг Фео показалось, что разговор окончен, и Гиддеон уйдёт, бросив пост, ради которого пошёл на преступление. Но будущее уже известно, и, вторя гласу судьбы, магистр произнёс:

— Слышал, ты привёз младенца в лечебницу. Что с ним будет, когда ты уйдешь?

Гиддеон молчал, и магистр, уверенный, что нашёл нужную точку давления, продолжил:

— Разве не даст ему могущественный магикорец больше, чем презираемый всеми человек? Поверь, уйдешь из Совета — в Каталисе не останешься. Твоя семья тебя уже не примет, и малыш, чтобы из грязи выбраться, пойдет по твоему пути. Только всё будет хуже, гораздо хуже…