Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Будь Лу Тенгру глуп, уточнил бы, что она имеет в виду, но понял всё. Хотя императора недолюбливал всегда, а уж последнюю с ним встречу и вовсе хотелось забыть, за верность близким Лу Тенгру уважал Нэйджу. Со словами Драголин нельзя было не согласиться — преданность эта стоила большой крови. Поступай Нэйджу так, как в тайне поступают драконьи бонзы, набирающие наложниц и плодящие ублюдков, у него были бы ещё наследники. Но император оставался честен и верил в Сого, который уж точно справится, если Нэйджу-младший — нет. Жаль, что у патриархата севера и подмятого под него востока были иные планы.

— Материя хранилась в сокровищнице?

Драголин подняла тонкую бровь.

— Может быть, но Асцерат и её паук не унесли ничего. Выковать новый перстень демонам не из чего. Разве что есть ещё жилы. Люди долго их искали в Пепельных горах.

Она не боялась. Или страх выел её сердце, или же, увлечённая искусством преобразования, она перестала чувствовать. Лу Тенгру не хотел её больше тревожить и оставил бы её, но странная дрожь мешала, пробирала до костей.

— Расскажи мне о Гилтиане.

Её голос погасил боль Лу Тенгру. Он повернулся к госпоже и увидел её по-новому, как никогда прежде: не грозную воительницу или павшую героиню, но женщину, похожую аурой на Фатияру или кого-то более приземлённого, принадлежащего миру, а Драголин была богиней. Её родство с иными сферами, лежащими за пределами понимания, не подлежало сомнению. Она обречена была стать великой, но по иным причинами, отличным от таковых у Лу Тенгру. Интерес к Гилтиану не вплетался в эту великолепную картину. Лишь только как воин, герой, отдавший жизнь и Эрес-Гронд за других, он мог волновать её. Не иначе.

— Я его плохо знал. Мне не дозволено было являться в Нэти до того, как пал Каталис, даже Эрес-Гронд мне Лёдо передавал за границей. Только отрывочные вести я получал: кто женился, кто родил. Про бунт Фэйэрэн и роль Гилтиана в нём тоже рассказали. Но у меня не было по этому поводу никаких чувств. Он отказался от власти из верности Сондэ, это благородно, а возможно, он понял, что привязанность к двоюродной сестре — нездоровая, порочная.

— Это именно то, что ты хотел сказать после его гибели?

Жёлтым и сияющим стал глаз Драголин. Звонко лопнула металлическая нить, став в тонких пальцах иглой. Воздух стыл от ледяного гнева.

— Я говорю о том, что было ярко в нём, чем он запомнился Живущим. Он спас меня в Ливнере. Ценил жизнь, всех пытался понять и объединить. Я не ладил с Гилтианом, но видел, как остальным с ним легко. В нём не было императорского чванства.

— В день его смерти мне казалось, что луна погасла и стало темнее, чем этой ночью, — вдруг прервала его Драголин. — Прежде я волновалась лишь за принца, думала, что жизнь моя закончится, если он уйдёт, но она закончилась раньше. Гилтиан не отступил — трижды он бросился на Аватара. Никакие раны не остановили.

Лу Тенгру уставился на неё с недоумением. Чувства к Нэйджу — да Неру с ними, она принца растила, но в голосе её звучали странные нотки, заставившие забыть холод гнева. Так, как она, сам Лу Тенгру мог сказать о Ситинхэ.

Всё прояснилось, но оставалось непонятным. Почему Гилтиан? Да как бы ни был говорлив и притягателен, он рядом с ней — мальчишка! Им не о чем беседовать, они в разных мирах обитали. «Драголин сошла с ума, — подумал Лу Тенгру, глядя на её повязку на глазу. — Паучиха повредила её разум». Что угодно во вселенной было правдоподобнее этих отношений, если он верно разгадал её чувства.

«Видимо, Нэйджу это раньше меня понял. Они отходили и что-то разъясняли, наверняка, о драконьих традициях. Что ж…»

— Драголин, слушай, я провожу тебя до города. Укройся там. Ты не восстановишься быстро, а я не могу тебя стеречь.

— Я знаю, — уже бесцветно ответила она: её настроения менялись быстрее картинок в калейдоскопе, и это настораживало Лу Тенгру. — Но я дракон, а драконы не забиваются в норы от страха.

— Я не могу тебя стеречь! Сейчас ты для меня — обуза! Отдохни и вернешься, когда сможешь сражаться снова!

— Обуза…

Она больше не смотрела на Лу Тенгру, а будто вообще застыла, превратившись в изваяние. Но так продолжалось лишь полминуты. Вновь она оживилась и гордо подняла голову.

— Знаешь, что это? — кивком указала она на чёрный клинок.

Лу Тенгру хотел сказать, что меч Корсун, но, вглядевшись, не узнал его. Тот был длиннее, звонче, его присутствие отравляло душу, выворачивало её. Только Драголин могла подолгу терпеть его. Новый же клинок был выкован, несомненно, из Скверны, но словно собственный яд сдерживал, не пытался одурманить или иначе навредить.

— Это Ия-оборотница — вторая Финниат. Её заточили в Даву и превратили в перводемонессу, затем она по своему желанию стала мечом. Эллариссэ её хотел отнять у меня. Для чего? Думаю, её измученная душа привлекла его, ведь сколько лет он желал исцелить демона. Это шанс… зажечь корону, но, что важнее, знак для нас: сердце Эллариссэ ещё не разорвано. Аватара нужно убить сейчас, для того я здесь.