Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Её непринуждённость бесила. Хоуфра едва поборол желание вбить Ядулу в лёд и бросить. Вместо этого отошёл, заметив упавший унт с нашивкой вороньего племени, и, не раздумывая, бросился раскапывать ближайший сугроб, где увидел страшное. Оборотень, один из пленников, погиб. Он не совладал с бурей, она выгрызла его лицо, оставив сине-бурое опухшее пятно, а волосы, вылезшие из-под шапки, сковала сосульками.

— Покойся с миром, брат, — произнёс Хоуфра и вычертил в воздухе имя Ларии Санар, прося прощения за то, что не может похоронить сородича.

Рядом размахивала руками и жаром дышала Ядула, прогоняя мороз. Убитого она заметила, но он нисколько не взволновал её.

— Этот, должно быть, из шаманьего рода. Помнишь, наверное. Они особняком от остальных живут. Может, и к лучшему, что он погиб, мы бы долго до его семейства добирались.

— Что ты несешь вообще?!

Ядула пожала плечами.

— Мы пришли на войну, а на войне так случается. Лучше не медлить, пока у нас осталось хоть немного времени, облететь все племена. Ты ведь этого хотел.

Хоуфра застыл, пытаясь осознать услышанное и то, кем оно произнесено. На душе сделалось гадко.

— Что ты морщишься? Срежь нашивку, потом её покажем воронам. Заодно похвалишься, как ты всех спас.

— Знаешь, — Хоуфра вытащил из-под шубы железное лезвие, обрезал пестрые нити и оторвал чёрного глиняного ворона, ощутив себя мародером, — не видел бы я, как ты билась над своим сыном, решил бы, что нет у тебя сердца.

— Не смей вспоминать о нём, слышишь, — Ядула оскалилась и зашипела. — Не смей.

Она походила на готовую к броску рысь, но Хоуфра не стал отвечать на её гнев. Понял, что сам неправ.

Белыми соколами они кружили над сугробами, разыскивая выживших, затем пронеслись над укутанными тьмой просторами. Ядула отставала, и Хоуфра начал опасаться, что не долетит, но она держалась. Не без горечи он признал, что рассуждает она здраво, более того, без неё ему не справиться. Он отвык говорить с соплеменниками, и они рассмеются, узнав, что белый медведь жил в джунглях и питался корнями. А Ядула так не казнилась и запретом Аватара пренебрегла. Может, и к лучшему, раз Эллариссэ стал тем, кем стал.

Хоуфре вспоминалась бытность на земле фениксов, в этом цветущем краю, где каждый день походил на предыдущий, а серость обитала только в мыслях. Всё цвело. Глядя на черную пустоту под собой, Хуфра вспоминал, какой была его родина, и находил её прекраснее Эю, хотя, возможно, разум обманывал его, окрашивая прошлое в яркие, но не настоящие цвета.

Он чувствовал, как собираются новые вихри, как воздух становится колючим, и мчал, желая одного — успеть, хотя не знал, на чьей стороне время.

Ядула опустилась у русла замерзшей реки. Несколько иглу кучковались у берега, больше напоминая снежные холмики. Маловато для племени овцебыков — одного из самых многочисленных. Тревога стала грызть Хоуфру.

— И что скажем о детях?

— Если живы, то либо уже добрались до дома, либо ушли к отверженным. Выбирать им сильно не из чего.

Но было в её полузверином взгляде нечто, внушавшее Хоуфре тревогу.

— Ты их точно не видела? Слишком холодно говоришь, они же твои племянники.

— Ты мне больший племянник, чем они.

Это было произнесено с такой злобой, что Хоуфра невольно отвёл взгляд.

— Ядула, давай-ка начистоту, раз мы заодно. Ты точно не видела их? Сама говоришь, что вырвала из бури всех наших.

— Только шаман различит в голосах ветра указания. Я не шаманка. Вот ты бы и мог постараться, раз так волнуешься за них. Но я думаю, что они живы, а мы правильно поступили, что не бросились их искать. Они моложе нас и проклятие не жалит их так сильно.

— Значит, проклятие…

Тут Хоуфра заметил, что она без рукавиц. Сколько не грела воздух, всё одно мороз общипал, изранил, кожа посинела. Посомневавшись секунду, Хоуфра протянул Ядуле свои, а воронью фигурку крепко сжал.

— На, бери. Что медлишь?

Ядула посмотрела с удивлением.

— Думала, ты меня ненавидишь.

На это Хоуфра не ответил. Он пытался угадать иглу вождя или хотя бы его приближенных, но все они были одинаковы, входи в любую.

— Как ты поняла, где спит Хоржаг? — поинтересовался он.

— Скорбящие всегда уходят на край. Ты не знал? В остальном я понадеялась на чувства.

«Шаман различит в голосах ветра указания». Есть в ней сила таинственная, непонятная. Хоуфра не мог для себя объяснить, что это, но порой чувствовал то же самое.

Бесцеремонно Ядула выбила снеговой заслон ближайшей иглу и проскользнула в лаз, Хоуфре оставалось только последовать за ней.

Внутри было тепло. К счастью, иглу оказалась обитаема, и семейство не ушло в спячку. Тусклым взглядом они изучали Хоуфру и Ядулу, поджимали тонкие губы и качали головами.

— Конец мира близок, раз вы явились вместе, — произнёс старейший.