Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Сначала мы жили одной общиной, между нами не было различий. Лишь со временем каждый нашел для себя обличье наиболее любимое, что легло в основу племён. Мы могли становиться кем угодно, но, чтобы идти осматривать тундру, каждому нужен был кто-то, близкий по духу. Многим хватало и востока, ведь Океан Штормов пугал, а драконы сдерживали его. У кого-то жажда исследования оказалась сильнее страха. Тогда думалось, что мы удержим нити родства, но или Нанрог оказался слишком велик и суров, или мы сами не сумели сохранить близость. Я сам не пытался ничего изменить. Новые цели и борьба увлекали меня, и я не заметил, как те, кто делил со мной быт, стали «другими». Был я, моё оленье племя, соседи — рыбы и медведи — и остальные. Может, скажешь ты, так и должно быть?

— Мне сложно сказать, как должно быть, господин О-рон, — ответила Фатияра. — Все фениксы тоже вышли из одного города и расселились по Эю, но ничто не отличало нас друг от друга, кроме звучания имён, и то со временем затёрлось. Я тому пример. Вот у эльфов всё иначе. Три племени очень друг на друга непохожи были, но в итоге объединились.

О-рон фыркнул, как настоящий олень. Затем продолжил:

— Беда пришла к нам раньше, чем мы ожидали, и то был отнюдь не Адзуна. Нам стало тесно не только на земле, но рядом с теми, кто хоть чуть, хоть чуть отличался от нас. Кто-то пустил слух, что медведь придёт ночью и разорвёт оленя, потому что не учует в нём сородича. Может, рыбы, которым медведи были противнее нас. Сначала шутили, но триста раз повторённая ложь становится истиной. В чумах поселился страх. Многие думали, что Саландига увёл своих, чтобы в полноте освоить силы природы, особенно дикие в глубинах тундры. Эту выдумку он сам скормил остальным после Казни Мира. На самом деле мы прогнали его. Решили, что у нас больше прав на берег, нам нужнее. Саландига огрызался и хотел убить меня, вызвав на поединок, но в последнюю минуту отказался. Сказал, что не станет вредить сородичу. Что пусть его заклеймят позором, зато он про себя будет знать, что не пролил кровь. Я смеялся ему вслед, когда он уходил, не понимая, какая кара падёт на меня и всё моё племя.

Адзуна прельщал нас силой, обещал победу над Океаном, но мы в себе не сомневались, а рыбы слушали, рот раскрыв. Я хорошо помню Ирчимэ. Горячий парень, он хотел лучшего для своих соплеменников, а на нас поглядывал косо из-за Саландиги. Я догадывался, как Ирчимэ использует силу на самом деле, если обретёт её, но не боялся. Ещё казалось, что нет ничего вне даров Великих Духов.

Потом тьма накрыла запад. Сначала мы приняли её за полярную ночь, но быстро поняли, что не могла она прийти так рано, да ещё и отравлять всё кругом. Спастись мы могли… уйти и принять звериный облик, питаясь, как зверьё. Но испугались, что навеки утратим разум, если надолго перестанем быть Живущими, а пищи, подходящей для наших желудков, так и не появится. Оборотню мало того, чего хватит кулику или пескарю, и сытыми мы будем, лишь оставаясь мелочью. Этот страх пересилил святые законы, и мы набросились на рыб и друг друга. И я там был. И я занёс камень над беззащитным, над совсем ребёнком, потому что так мог разорвать сердце и не мучиться от голода. «Я не пролью кровь сородича». Слова Саландиги прозвучали как в яви, и я сбежал, оставив мальца живым. Нашлись такие же, как я, и мы укрылись в норах, а наши собраться понеслись дальше, ведомые жаждой крови.

Мы дрожали от ужаса и холода, питались червями. Наши мысли оказались схожи: каждый превозносил обличье Живущего, цеплялся за разум, как самый драгоценный дар Неру. Весы качнулись, и выбравшие разум его же утратили. Мы поклялись не бояться собственной силы и, если нужно, сделаться зверьми. Небеса Афелиэ и воды Ойнокорэйта услышали нас и скрепили нашу клятву. Теперь мы отличались от других, но всё же рядом с ними сохраняли рассудок. Племя Саландиги, которое мы обидели, приняло нас после Казни, а рыбью деву новый вождь взял в жены. Она стала нашим мостом к рыбам, а позже — её дочь. Саландига делал всё, чтобы племена держались вместе. Надолго мы забыли о бедах.

О-рон снова фыркнул и махнул рукой, увлекая за собой. Взявшись за руки, Шакилар и Фатияра последовали за ним. На ходу царевна кратко пересказывала услышанное.

— Мне кажется, что Саландига не только за объединение племён получил Секиру, — подытожила Фатияра. — А за то, что не убил сородича. Это как раз о проклятье.

— Возможно и такое, — кивнул Шакилар. — Хоуфра про это не говорил, но немало в его истории не сошлось с историей О-рона.

— Но мы точно не знаем, как появились проклятья. Почему Духи вложили их в святыни.

— Правда? Прекрасно, что ты видишь мир лучше, чем он есть, но в нём ещё много скверны и без демонов. Сородичей в первую очередь защищало проклятие. Потом — всех Живущих.

— С чего ты взял?

— Это логично. Драконы с детства учатся искать связи между явлениями, это основа алхимии. Нетрудно понять, из-за кого всё началось, кто первым поднял оружие на себе подобных.