Казнь Мира. Книга третья (СИ)

Глаза Фатияры стали ещё круглее. Она сообразила, что имеет ввиду Шакилар, потому ничто не уточняла, только брела, понурив голову, а от её туфель поднимался пар.

Они шли по длинному коридору с гладкими стенами, будто их тысячи лет омывали воды. Фатияра делилась теплом с Шакиларом, а тьму разгоняла своим светом. Иногда О-рон оглядывался, и в зверином взгляде его читалась глубочайшая тоска Живущего, которую излить не хватило бы всех слов на всех языках, потому оборотень молчал.

Наконец они поднялись в сухую галерею, и Фатияра ахнула. Оленеподобные и медведеподобные существа, в которых едва узнавались черты Живущих, сторожили юркий молодняк с птичьими клювами и лапами. Одежды ни на ком не было, а серая шерсть стала настолько густой, что прятала тела с головы до пят, виднелись только коричневые руки-лапы. Мелкие отверженные расклевывали семена и раскладывали их по глиняным чашам, которые потом прятали в глубокие ниши в стенах.

Пещера слабо походила на убежище и вовсе нет — на постоянное пристанище. Только погреться могли её обитатели возле тёплых кристаллов да греметь посудой. Больше ничего из оборотничьего быта у них не было. Невольно Фатияра искала глазами курительные трубки, ковры или хотя бы что-то вытканное. Она чувствовала их жизнь, но не такую, как в Живущих, и даже отличную от животных. На неё из душ смотрела чернейшая бездна.

Увидев О-рона, птичьи существа закаркали и заухали, медвежьи — заворчали, а оленьи — зафыркали. Ничего похожего на речь не прозвучало ни от кого.

— Здесь те, кто ещё в разуме, — произнёс О-рон. — Остальные давно забылись, и мы навеки отпустили их на поверхность, чтобы дать раствориться среди зверей. Их потомство долго будет носить руны Великих Духов, но уже не превратится в Живущих. Мы же выходим по ночам, добывая то, что съедобно.

— О-рон, — обратился к нему Шакилар. — Расскажите о рисунках в ближних пещерах и то, что знаете о гибели Саландиги.

Долго смотрел оборотень на Шакилара, а жёлтые глаза соплеменников-отверженных, мерцая в полутьме, изучали пришельцев.

— Как выковано… твоё царство… нам не подходит… мы…

Тут он перешёл на звериный:

— Не должны жить оседло. Оседлость нас подвела. Нам вольно странствовать предначертано, но многие стали, с оглядкой на Хавинор, думать иначе. Сам Саландига начал думать иначе.

— Как он погиб? — спросила Фатияра. — То есть… он защищался от нападавших? Была ли в его руках Секира?

— Вот бы сюда Фео, — шепнул ей Шакилар, — он бы точно сказал.

— Он Сильфу, свою жену, укрыл туманом и лишь её защищал, но не смел никого ранить, а убийцы смеялись над ним. Решили, что это слабость, что отберут Секиру легко. Но Саландига решил по-другому.

Взгляд Фатияры стал потерянным. На пару мгновений задумавшись, она произнесла:

— Принёс себя в жертву, чтобы пробудить проклятие. Поэтому и считается, что нужно объединиться в государство — сам Саландига погиб за это.

— Он дал нам многое, но, когда с ним не согласились, выбрал проклясть всех. Это его завет нам, оборотням — вы должны жить так, как живут другие народы.

Птицеподобные существа предложили гостям клюкву и подстилку — облезлую серую шкуру, возможно, оставшуюся от кого-то из сородичей. Шакилар, чуть скривившись, вынул из волос бусину, и в тот же миг она превратилась в роскошную стеклянную скамью, на сиденье которой он постелил плащ.

— Они находятся в противоречии, — тихо сказал Шакилар, когда оборотни отошли подальше. — Замысел Духов идёт поперёк жертвы Саландиги. Понятно, что им тяжело порочить память легендарного вождя.

— Почему сразу порочить? Мало ли кто в жизни не заблуждался? Вот в Эю…

— Фатияра, я абсолютно согласен, что Эю — лучшая страна в мире, но речь не о ней и не о Руне, если ты её хотела в пример привести.

Фатияре стало немного обидно. Она отвернулась, но ощутила прикосновение Шакилара и произнесла:

— Я, наверное, боюсь узнать правду. Мне кажется, что оборотни сами ничего делать не хотят. Они и потерю разума, и смерть сочтут за благо, потому что так природой заложено. Им нужен новый Саландига, который скажет, как правильно.

— Таковым будет любой, кто снимет проклятие.

Слезинка испарилась слишком быстро, Фатияра не успела её почувствовать. А вот горечь — от слов О-рона, от тяжести пещерных сводов, от вида народца, который смирился со своей участью — уже не проходила.

— Так некому его снять! Саландига победил, потому что ему было, что защищать! Даже если он в итоге неправ! А им ничего не нужно! Они не пошли за детьми, не пойдут и за Хоуфрой!

— За тобой пойдут.

Фатияра так вздрогнула, что тряхнула чашкой, и несколько красных ягод упало на шелковые штаны, оставив пятна.

— За мной?! Не смешно. Я им никто! Да что я вообще могу?!

— Ты одолела Паучиху и сняла чары с целого города. Покажи им путь, и они потянутся. Затем, уже сами…

Но вместо ответа Фатияра быстро замотала головой.