Казнь Мира. Книга третья (СИ)

«Люди сами боятся этого. Будто станут похожими на Адзуну, а теперь ещё и на Аватара».

Отец грустно улыбнулся, и его взгляд потускнел.

«Люди всегда чего-то боятся, даже самих себя и того, что дано им Неру и Духами. У человечества измельчали мечты, Фео. На заре истории мы рвались освобождать земли, но быстро насытились тем, что отвоевал для нас Аватар. Теперь желания людей не простираются дальше расчёта по долгам с Эю и Нэти. Незачем быть сильнее, когда всё на блюде подано, когда можно освоить один дар, а остальное сделают другие. Это расчеловечило нас».

«Я всегда слышал, что единственная причина — срок нашей жизни. Никто не хочет хватать по верхам», — Фео очень хотел сказать, что отец сам не стал учиться чему-либо, кроме магикорства, но хватило ума сдержаться, а ещё не хвастать своими пусть неудачными, но всё же состоявшимися уроками алхимии у Ратибора.

«Ты сам ответишь на этот вопрос так, как подскажет твоя жизнь».

«Слишком часто я растворяюсь в прошлом, — подумал Фео. — Наверное, это признак взрослости, а может, и близости смерти». Он ощутил, что ему не хватает глубокого осознания всего, что произошло с ним за последние месяцы, и обретённая истина не вдохновляла. Фео увидел ценность собственной жизни в чужих глазах, во взгляде того, кто настрадался, но не мог понять, как быть? Что он даст людям?

«Знаете, я понял, что всё у меня было неплохо, я не ничтожество, и моё существование вдохновило бывшего перводемона. Вот теперь я святой воитель, это ещё одно очко за то, чтобы сделать меня царём. Тогда вам не придётся отдавать Лиёдари, эльфы просто целиком поглотят нас». Фео невольно передёрнуло.

Сон был беспокойным и прерывистым. Только Фео проваливался в темноту, как тут же вздрагивал и просыпался. В итоге всё же забылся надолго, и видение стало ярким и объемным. Обезображенный Шакилар брёл по серой пустыне. Кожа сползала с его пальцев и свисала до пят; обуглившаяся одежда прилипла к телу, изъеденному ожогами. Он повернулся лицом, и из его чёрного рта посыпались черви.

«Гронд Силин!» — крикнул Фео, но сам себя не услышал, а Шакилар смотрел на него провалами глазниц, в которых шевелилась тьма.

В ужасе Фео вскочил и рухнул на пол. Заскрипели старые доски, а холод, тянущийся из щелей, привел в чувство. Фео взобрался обратно и потер виски, постепенно убеждая себя, что это лишь страх. Не ведая, где друзья, он смертельно боялся потерять их, особенно Шакилара. Одновременно в привязанности виделось проклятие. Все друзья погибли. Ратибор, Гилтиан… из-за Фео.

«Я больше никому не дам умереть. Сам умру, если нужно!»

В Осколке закружились серебристые вихри. Божественное присутствие успокоило, укрепило мысли.

Чтобы занять себя в оставшиеся часы, Фео решил заглянуть в прошлое Нанрога. Щиты здесь раньше стояли только над крупными поселениями, а сейчас развеялись, открывая секреты человеку.

«Проклятие… надо узнать, как оно сработало изначально».

— Покажи мне день, когда оборотни впервые были прокляты! Орэ Неру Гронд Силин!

Серебристый свет поглотил всю комнату. Фео почувствовал облегчение, душой уносясь из тесной и душной землянки на просторы, свободные от демонического ужаса.

Перед собой он увидел невероятно огромный расписной чум, может, выше отцовского дома. Из отверстия наверху тянулся дымок, добавляя светло-серую краску в персиковые цвета закатных небес. Цвели поля, и Фео потянулся к пышному вереску, сулившему спокойные сновидения, но не смог его коснуться, эфир не позволял. Стало горько: ни аромата медвяного не уловить, не ощутить мягкости лиловых лепестков. Только видом их наслаждаться, отгоняя мысли о снегах, что накроют весь Нанрог, и ночи, что воцарится над землёй. Пока же будто бы ничто не говорило о грядущей беде.

Из чума вышла женщина в свободном платье до пят, поверх которого — длинный расшитый разноцветными нитями толстый жилет. Рукава у платья пышные, манжеты в жемчугах. На ногах — кожаные туфли, на голове — высокий убор, тоже богато украшенный жемчугом и монетами. На белых пальцах блестели серебряные перстни с самоцветами. Женщина явно не трудиться собиралась, но одевалась ли она так всегда, Фео не знал. Предположил, что скорее да, ведь за ней вышли ещё женщины, одетые попроще, но у каждой на груди вышита лисица, как у и их госпожи. Напевая на неизвестном языке, разошлись по полям, а госпожа села на деревянную скамью у чума и положила руку на довольно большой живот.

Она отдыхала, слушая жужжание шмелей, и Фео опустился подле неё, разделяя усладу. Женщина понятия не имела, что какой-то путешественник во времени расположился поблизости, ещё и самодовольный такой, будто забывший об ужасах настоящего. Ухватившись за эту мысль, Фео помрачнел.