— Они становятся частью нас, — ответила Намунея. — Огромные скарбы, конечно, не преобразуем в шерсть или кожу, но нечто небольшое — вполне. Есть легенда, согласно которой Ойнокорэйт и Афелиэ попросили щепотку алхимического дара для нас у драконьей Диады, чтобы нам было легче путешествовать. А то представь — приходилось бы каждый раз из трав плести новую одежду. Конечно, нам очень повезло.
Миро заметно прибодрился с того момента, как встретил мать, да и Сумая зарумянилась. Начала пропадать тень истощения и плена.
— Скажите, госпожа, племена обращались к Аватару или магикорцам, чтобы выяснить… ммм… скажем так, обстоятельства гибели Саландиги?
От неожиданного вопроса Намунея вздрогнула, но быстро собралась. Во взглядах Миро и Сумаи зажглось любопытство.
— Нет. Не за чем. Убийцы во всем признались, их слова подтвердили Сильфа и шесть шаманок, бывших в чуме Саландиги.
— Сильфа? Это его жена?
— Да.
«Наверняка Эллариссэ знал, что произошло на самом деле. Не мог не подсмотреть, и, наверняка, хотел исполнить план Саландиги, раз призвал к объединению». Тяжелее всего на свете было соглашаться с убийцей отца, Ратибора и Гилтиана. От мерзости запершило в горле.
— Что с тобой? — спросила Намунея и тут же спихнула Фео с сундука, откинула крышку и начала копаться в затхлом тряпье. Вонючая гора росла у ног Фео, пока в него не швырнули чем-то, похожим на кожу моржа.
— Примерь-ка. Это защитное одеяние. Убережет от холода и воды, да ещё тонкое, ты почти его не почувствуешь. Я сама шила для Миро.
Её сын, подтверждая сказанное, кивнул.
Фео развернул шершавый свёрток. Слитно были выкроены рубашка и рейтузы, а надеть их можно было, развязав завязки на левом боку по всей длине.
— В одиночку не одеться, — сказал Фео. — Зачем вам такие наряды, если вы можете в кого угодно превратиться?
— На зимнем приёме утеплиться, когда в снежных дворцах поют песни и курят трубки. Полезная вещичка. Главное, тебе поможет в воде.
Моржовая кожа прилипла к влажной спине. Намунея же повернулась к детям.
— Оставайтесь. Дальше для вас пути нет. Кто спускается в тот город, уже на сушу не выходит. Мне одной дозволили, и, вернувшись, я потеряю это право. Фео телепортируется, но вам уйти не дадут.
— Тебя не было в Даву, — ответил Миро. — Ты не смотрела в глаза ужасу.
— Ошибаешься. Смотрела — и ужас мои глаза отнял.
Миро застыл, и тогда заговорила Сумая.
— Мама, не бойся. Рыбы ведь наши кровники. Мы вернее им расскажем, что случилось с верхним миром, и кто поглотит воды. Не бойся, мама.
В голосе её чистом, как звонкий родник, не было упрёка, но он читался в глазах насупившегося Миро.
— Был бы выбор, оставила не отверженным, — очень тихо ответила Намунея.
Вскоре морозец взбодрил Фео, благо, новая метель не поднялась, и горизонт был чист. Снег хрустел и блестел в серебряном свете Осколка. Будто бы обычная зима, а не ледяной кошмар, пробужденный Эллариссэ.
С ночной мглой слились волны, и гнев их был только слышен, но не виден. Фео старался не думать о том, что будет, когда в шторм придётся бороться со стихией. Это не река с её сильным, но не бешеным течением, а чёрное море. Сейчас оно опаснее Океана.
Намунея указала в сторону моря и сказала:
— Там, в ста километрах лежит каменистый островок. Допрыгнешь туда, а когда мы подплывём, начнём спуск. Путь у нас длинный и опасный. Надеюсь, ты готов.
— У меня есть выбор?
Только на одно надеялся Фео — что его не стошнит после очередного прыжка. Слишком много их, таких мощных, за последнее время. С другой стороны, пара часов на отдых будет.
— На острове тоже есть убежище, — словно угадав его мысли, произнесла Намунея. — Под скалой. Не такое уютное, как прошлое, но вполне ничего. Лучше, чем на голых ветрах.
Фео лишь сдавленно улыбнулся.
Безумно затянувшаяся ночь смазала часы в одно бесконечное мгновение, и Фео почти не ощутил долгого ожидания. От холода он был защищен хорошо, и даже дышащая льдом пещера, она же очередное убежище, скорее остужала голову, нежели тело, и приносила облегчение. Круговорот вязких мыслей больше не будоражил разум, и пока Фео задавался лишь одним вопросом: что ждёт его в рыбьем царстве? Встретит ли он тех, кого сможет назвать Живущими, или же это будут существа, похожие на отверженных? Фео помотал головой.
«Тот отверженный — тоже Живущий, его облик — часть дара. Если буду судить иначе, то чем я лучше Эллариссэ? Ему вот не нравятся смертные, а это тоже дар. Долголетие порой сродни проклятию».
Пальцы ещё после телепортации покалывало будто бы сотней маленьких игл, и это ощущение усилилось. Вновь Фео задумался, почему именно он должен стать Аватаром. Другие могут за многие века пасть, как Эллариссэ, а короткой человеческой жизни на это не хватит. Фео умрёт, не успев навредить миру. Кто знает… не обречён ли каждый, берущий подобную ношу, забывать свет и обращаться к тьме.
«Адзуна… Эллариссэ… но не я».
Осколок затрещал, и Фео посмотрел на него, невольно усмехнувшись.
— Похоже, ты услышал меня. Что ж, спасибо. Ты молчишь, но я знаю, что ты здесь и через меня поддерживаешь всё человечество. Я ведь прав.