В тёмном чуме один из гадов пополз к Саландиге, второй — к Секире Бурного Моря. Мягкие ковры поглощали звук, и Фео, затаив дыхание, наблюдал, что будет. Он поднял щит, и свет Магикора позволял ему разглядеть хоть что-то. Змея приготовилась к броску. Ещё миг — и её сжал крепкой рукой Саландига.
— Я знал, что вы придёте. Надеялся, правда, что после рыб.
Сообщник гада прыгнул к Секире, но не долетел — схватила за хвост уже жена шамана, такая же ловкая. Остальные девушки достали мерцающие кристаллы и со страхом наблюдали за бьющимися змеями.
— Я ослаблю ваше дыхание, и тогда выслушаю вас, — добавил Саландига и, сняв Секиру с рогов, взмахнул ей. Змеи упали, как кожаные ремни, и несколько секунд Фео сомневался, что они вообще живы.
— Ну?
— Ты… — прошипел один змей, приняв облик Живущего, довольно молодого и крепкого мужчины с бритой головой, что для оборотней большая редкость.
— Ну я.
— Не понимаешь, что творишь… — он плюнул на ковер; в ответ раздался рык жены шамана. — Или понимаешь… но тебе духовной власти мало. Хочешь всех подмять под себя и Хоржага.
— Рыб позвал, — второй кинул к ногам Саландиги деревянную табличку с надписями. — Ты помнишь, что они сделали? Помнишь, откуда взялся Ирчимэ?
— Именно для того, чтобы не было подобных Ирчимэ, я хочу объединить племена. Посмотрите вокруг: все, кроме нас, живут одним государством. Даже народы эльфов, не похожие друг на друга, объединились, а беда к ним пришла от того, что были порознь; как и мы. Демоны не зародились у фениксов и драконов, потому что они поняли, что вместе сильнее.
— Ты или плохо зришь сквозь эфир, либо забыл, откуда Адзуна, — ответил ему второй. — И в гордыне своей, отмеченной Ойнокорэйтом, думаешь, что сможешь убежать от судьбы, а она тебя всё равно нагонит.
— Ты хочешь… поднять одно племя над остальными… у тебя нет на это права.
— Поэтому вы пришли убить меня и похитить Секиру? Думаете, у вас прав больше?
— Не больше. Мы все равны. Ни ты, ни твоя жена не выше других. У вас нет права решать за всех.
— Зачем ты слушаешь этих убийц? — вступила женщина. — Это черви, отказавшиеся от дома! Они не часть своего племени, раз обрили головы, а сами по себе. Не о чем с ними разговаривать!
— Тупая баба, — оскалился на неё первый, за что получил от неё под бок пинок и заскулил.
Саландига поднял табличку, и в глазах его отразилась глубокая тоска. Так мог смотреть лишь неисправимый идеалист, чья вера пошатнулась, и его замысел отторгают настолько, что готовы убить.
— Не стану проливать кровь в своём доме, даже зная, что вы расправились с послами рыб. Не я, а вы предали всех нас. Я вновь отправлюсь за рыбами, и, как только прибудут новые послы, я представлю вас им, и они сами выберут вам кару. Вы из зависти лжете себе, что я жажду больше власти, но это не так. В знаках природы я вижу, чего на самом деле желает она для нас. Через тридцать дней, когда все племена будут в сборе, Аватар выберет нам единого вождя, а я, если не стану таковым, передам ему Секиру и уйду на покой.
Вдруг Саландига закашлялся, а змей резко вскочил и вонзил в его шею костяной нож. Шаман захрипел. Выронив табличку, он попытался оттолкнуть убийцу, но не смог. Второй набросился на женщину, но ту плотно укрыл туман. Ничего не разглядеть.
Казалось бы, вот и всё. Саландига вдохнул воздух в оборотней, а те не пожалели шамана и сделали то, за чем пришли — убили его. Так и появилось проклятие. Но что-то не давало Фео покоя, слишком уж просто получалось. Может, так и должно быть, раз отчаянные головы отреклись от собственных корней, решившись на такое дело.
Пришлось снова отправиться в прошлое.
Кристаллы светили очень тускло. Даже удивительно, что верховный шаман не смог раздобыть получше — торговля с драконами шла бурно уже в те времена. Конечно, Саландига мог звериными глазами смотреть на мир, если нужно, но всё же странно.
— Вихрь времён, — произнёс Фео, и действо замедлилось.
Рука женщины легла на Секиру, которую Саландига сжимал в правой руке, и шаман стал задыхаться, а грудные клетки змеев раздулись, убийцы вскочили. Фео ещё раз изучил момент. Не показалось. Изменилось и лицо женщины на хищное, демоноподобное.
Тяжело вздохнув, Фео опустился на сундук. Женщина, жена Саландиги… быть не может.
«Она — лиса, дочь Хоржага. И прислужницы — лисицы. Это многое объясняет».
Фео не заметил, погрузившись в раздумья, как в землянку пробрались Намунея с детьми.
Глава 91. Чаша Жемчугов (часть 1)
Оборотни принесли ещё еды и воды, и Фео был не прочь пожевать. Он успел проголодаться, и пища помогала отвлечься от гнетущих мыслей и фантазий, в которых Хоуфра непременно узнает, кто предал Саландигу. Предательство — самый страшный грех. Когда бьёт в спину тот, от кого не ожидаешь…
— Что происходит с вещами, когда вы превращаетесь? — поинтересовался Фео, глядя на котомки с едой и вспоминая костяной нож убийцы.