Женщина сняла шапку: видимо, день был жаркий. Ни волоска не шевельнул ветерок на её чёрной прилизанной макушке, но колыхались травы. Фео не понимал, чего ждёт, и потихоньку начал унывать. В чум заглянул — никого. Богатое убранство впечатляло — каждый узорчатый ковер стоил дороже дома Фео. Это не считая расписной утвари, кованых сундуков, золотых и серебряных украшений, лежащих на зеркальных блюдах. Не сразу Фео сообразил, что это заготовленные подарки: будь они хозяйским добром, их бы так не оставили. Вздохнув, он продолжил ждать. Уже подумывал ускорить время, как вдруг услышал соколиный свист.
Птица опустилась в вереск, и из поля поднялся мужчина. Он был немолод и коренаст, но в чертах его узнавался Хоуфра.
— Не идёт никто, — коротко произнёс он и скрылся в чуме; Фео юркнул за ним.
Саландига, вождь из оборотничьих преданий, сел в углу, скрестив ноги под огромным черепом, каких не бывает ни у оборотней-оленей, ни тем более у обычных. Ветвистые рога походили на куст шиповника, но каждый сучок заканчивался железным шипом. На рогах лежала Секира Бурного Моря. Как струна перед надрывом, она дрогнула, ощутив чужое присутствие в эфире, и Саландига уставился на Фео, но, в отличие от Ситинхэ, не мог по-настоящему выцепить пришельца взглядом.
— Не высматривай их каждый час, приляг, отдохни. Нечего себя изводить, — услышал Фео голос женщины.
— По шепоту волн я отыскал их город, но привратники не пустили меня, велев послание оставить им, а уж они передадут. Теперь я жалею, что не остался, чтоб знать наверняка. Может, годы пройдут, прежде чем решатся…
— Придут, ты им щедрот наобещал. Не карауль каждую минуту. Отдохни, не слушай голоса. Даже шепот порой раздражает.
— Да, да…
— Господин мой, ты в порядке?
Женщина шла к нему медленно через весь гигантский чум, охая, и опустилась на колени рядом с мужем. Положила свою ладонь на его, посмотрела в глаза, но он её будто не замечал. Фео стало стыдно за такое поведение, совершенно не мужское; представить было невозможно, чтобы Ратибор так вёл себя с Митчитрией, даже будучи взволнованным.
— Я бы снова ушёл под воду, да как тебя оставить? — тут Саландига всё же очнулся, повернулся к жене и улыбнулся.
— Я же не одна. Меня поддержат, если вдруг чего…
— Нет, госпожа моя. Муж должен быть с женой в такое время. Если уж чего… наши дни длинные. Ещё успеем договориться.
Как мягко это прозвучало, как звенела надежда в голосе, но в ней скрывалась горечь — эхо будущего.
Фео услышал пение снаружи и выглянул, чтобы увидеть ритуальный танец девиц, которые готовили его к погружению в шаманское таинство. Саландига вышел на их зов и гортанно запел, развеивая тишину синей ночи молитвой. Он просил о разуме — это колдовское слово отчётливо слышалось в оборотничьем языке — и единстве. Он кружился возле костра, и стрекочущие рыжие искры были его музыкальными инструментами. Песня увлекала, и скоро Фео потерял счёт времени. Ему думалось, что он существует в танце и мелодии вечно и нет ничего вне их. Уже не девушки, а звери, вышитые красными и синими нитями на белом полотнище, мелькали перед его глазами. Птицы хлопали крыльями, хищники разевали пасти, готовились вцепиться в плоть зазевавшегося человечка, а он завороженно наблюдал за ними. А потом они слились в одного сказочного зверя: многокрылого, многоногого. Он парил в небесах, плескался в море и властвовал на земле. Под его крыльями гуляли ветры, под хвостом били волны, из глаз летели снежные искры.
«Такое единство Саландига представлял себе?» — подумал Фео и почувствовал, что ему нравится видение, что он радуется, наблюдая за чем-то могучим и беззлобным. Существом Неру, а не тварью Океана, несущей смерть. Кому, как не оборотням желать такой силы, чтобы свой материк освободить от мглы. И Фео понял, что на месте Саландиги желал бы того же самого.
Мистерия окончилась, а Фео долго не мог прийти себя, позабыв, что находится в прошлом. Лишь то, что он не уловил запахи дыма и дотлевающих трав, навело его на нужные мысли. Фео вздохнул. Ощущение беды вернулось, потому как день не закончился, и именно сейчас должно было случиться то, ради чего состоялось это путешествие.
И Саландига, и его девичья свита ушли спать на разные половины чума, отделенные друг от друга деревянной перегородкой. Фео отчего-то испытал облегчение, поняв, что девушки не являются гаремом верховного шамана, хотя не редкостью было в семье наличие одной, а то и двух наложниц в тех племенах, где женщин больше мужчин. Две жены, с одной стороны, и неплохо… сердце бы не разрывалось между Митчитрией и Эдельвейс. Усмехнувшись, Фео помотал головой.
Трава тихо зашуршала, и подняли голову змеи, почти невидимые во мраке, но яркий рунический узор выдавал их. Несколько секунд они смотрели на звёзды янтарными глазами, затем вползли в шатёр, а Фео, забывшись, попытался ухватить их за хвосты.