— Да. Того, кто продолжит твоё дело на Земле. Ведь ты можешь передать корону другому?
— Если бы и мог… я ради неё поднялся в Аберон и прошёл поле Тинтх! Кто ещё так сумеет?
— Ты сам знаешь. Тот, чьё сердце принадлежит Неру, и кто озарит его светом Живущих.
«Неужели он имеет ввиду… значит, простил и гордыню унял». И как же захотелось последовать его совету, но внутри зашевелился старый червь.
— Я должен передать своё могущество тому, кто пытался меня убить? Я не настолько великодушен. Я жил ради вас, рисковал всем ради вас, душу рвал ради вас, но вы меня предали! Поздно протягивать руку, когда ударили ножом!
— Молодым, Эллариссэ, не ощутить груз печали, который давит на меня, когда я смотрю на то, кто ты сейчас. Однако ты жив и пока не демон. Ты можешь как снова стать для нас союзником, так и идти войной. Если ты выберешь последнее, то проиграешь. Выступая против Неру, ты отчуждаешь себя от его силы, а Живущие продолжают ей владеть.
Эллариссэ нервно усмехнулся.
— Значит, ты теперь философ, почти просветлённый. Что ж, позволь спросить тебя в последний раз перед тем, как всё закончится: что ты выберешь — свою псевдомудрость, которую забудешь, коснувшись Сердца Древа, или благо для созданной тобой империи?
— Благо ценой истребления целого народа? Предлагаешь мне подумать над этим? У Ливнера нет общих границ с Силиндэ, люди чудовищно далеки нам во всех смыслах, но ты полагаешь, что стоит принести их в жертву? Ты это предлагаешь? Мы научены побеждать иначе, не уничтожая себе подобных. И ты когда-то побеждал иначе.
— Как тепло в твоей иллюзии, Нэйджу. Из-за свинца ты стал слабоумным.
— Лучше быть слабоумным, чем предателем.
Чёрное копьё ударило в грудь Нэйджу, разбив алмазную пластину. Кашляя, император рухнул на стол лицом вперёд.
— Вместе… умрём…
И сжал кулак.
Пещера потемнела, и Эллариссэ ощутил: пещера захлопнулась. Всё, как он и полагал, теперь запросто не выбраться. Воздух стал едким, и, вскочив, Эллариссэ поднял щит, чтобы не задохнуться. Но не только газ угрожал: сжимались стены, угрожая расплющить. Чары Магикора спасут жизнь, но с бедой придётся повозиться.
Мёртвый император сполз на пол. Гордый, несломленный… Эллариссэ завидовал ему и убил бы ещё раз.
Шакилар пустым взглядом смотрел на гору. Ветер сбил с его головы шапку, но холода почти не ощущалось, только глаза немного щипало.
Глава 100. Шаман
Будто бы не услышав проклятия отца, Яровата поманила Хоуфру.
— Я покажу тебе кое-что.
— В святая святых его ведешь? Ни один иноплеменный никогда… — проворчал старейший, но Яровата только открытую ладонь подняла, и он смолк.
Хоуфра не сразу заинтересовался. Шёл, не оставляя мыслей о своём горе и всех бедах, что принёс он на родину. Даже сейчас не уберёг Хроа, и его мать мучается. Все мучаются, в каждой семье горе, ни к кому все похищенные не вернулись, кроме отверженных.
«Хоть одна мать будет счастлива», — вздохнул Хоуфра. Он неожиданно приметил, что воспоминания о Миро и Сумае ему приятны, хоть на острове они и учинили переполох. Что-то было в этих двоих такое неуловимое, странно щекочущее ум, но Хоуфра не мог понять причину своего беспокойства, да и оно было настолько легким, что растворялось в прочих печалях.
Яровата привела его к пустому чуму, который стоял, чтобы укрыть собой люк. Затхлое ледяное подземелье совсем не привлекало, и, глядя в чёрную бездну с узкой каменной лестницей, Хоуфра думал о Даву и ощущал дрожь в теле, которую не удавалось сдержать усилием воли. Тело ждало раскаленных и ядовитых жал в мозг, винтов, которые вкручивали в каждый палец. В голове звучал жуткий голос, повторявший одно и то же: «Ты один в целой вселенной. Никто не спасёт тебя».
Но она пришла и спасла. Хоуфра никогда не видел её, но представил живо, словно она была рядом минуту назад. Почему-то в его воображении она походила на Нею, хотя, догадывался он, черты Ии и цвет волос должны отличаться.
Спускаться по скользким ступеням было тяжело, а Яровата шагала так, будто вовсе и не касалась их. Благо, лестница оказалась не такой длинной, как ожидалось в начале, и вскоре Хоуфру встретил коридор, в конце которого — кованая дверь. Яровата сняла с шеи железный ключ. Щёлкнул замок.
— Не ожидал, что вы святилище под землю укроете. Афелиэ же вас не услышит.
— Когда пришла зима, пришлось прятать, чтобы наша мудрость сохранилась для живых.
Яровата неожиданно стала покачиваться, и Хоуфра поддержал её, чтобы не упала. Даже под шубой ощущалось, насколько шаманка тонкая и хрупкая, а ведь не была в заточении, как её младшая сестра, и то смотревшаяся менее изнеможденной. Что это? Потеря сыновей, а затем и смерть одного так подкосили, а Ядула уже оправилась?