Казна императора

Впрочем, порой, когда Тешевич ненароком замечал водворенный на старое место гуцульский плед, Алекса охватывал настоящий страх, и все его естество протестовало при мысли, что через недолгий срок в этом доме поселится незнакомая женщина, которую он должен будет считать женой и хозяйкой.

И каждый раз после такой вспышки неприятия Тешевич, еще сильнее понимая безвыходность своего положения, начинал вполголоса материть и себя самого, и ни в чем не повинного Пенжонека, и всю эту так по дурацки сложившуюся ситуацию…

Единственным, что кое-как мирило Тешевича с предстоящей свадьбой, было сознание возврата к чисто мужскому восприятию женщины, так неожиданно-бурно проявившееся там, у тихой заводи. Как знать, может, и прав старичок-доктор, уверявший павшего духом Алекса, что все его неприятности – лишь затянувшаяся реакция души на выпавшие ему суровые испытания и именно Хеленка есть добрый знак наступающего выздоровления…

Но, как бы там ни было, в назначенный день, одетый по вечернему Тешевич, зажав самого себя в кулак, спустился в гостиную. Здесь его ждали расфуфыренный по такому случаю Пенжонек и Хеленка. Уже за накрытым столом, начав ничего не значащую беседу, Тешевич впервые посмотрел на девушку не мимоходом, а как на человека, которому по праву предстояло сидеть рядом с ним.

Держалась Хеленка ровно, и, глядя на ее свободно распущенные по плечам пышные волосы, скрепленные только налобной перевязью, Тешевич вынужден был признать, что выглядит она замечательно.

К тому же эта прическа в сочетании с вечерним туалетом делала ее гораздо старше, и Тешевич несколько успокоился. Потом возникла мысль, что Пенжонек уже наверняка все знает, и чтоб не затягивать ненужное ожидание, которое все равно ничего не могло изменить, Тешевич бросился как в омут:

– Пан Вацлав…

Так получилось, что впервые Тешевич обратился по имени к своему управляющему, и Пенжонек, мгновенно уловив перемену, изумленно посмотрел на хозяина.

– Пан Вацлав, – повторил Тешевич. – Я… прошу руки вашей племянницы…

– Цо?.. Цо пан мувив?.. – от волнения Пенжонек заговорил по-польски.

– Пан Вацлав, я сделал панне Хелене предложение, и она его, к моей величайшей радости, приняла, – пояснил Тешевич.

На самом деле в этот момент пан Алекс ни радости, ни волнения конечно же не испытывал, но сейчас, глядя на растерявшегося Пенжонека, он против воли улыбнулся и добавил:

– Надеюсь, вы мне не откажете?

– Отказать?.. Но она же приняла предложение… – опешил Пенжонек и повернулся к девушке: – Цо?.. То есть правда?

– Так, дядя… – кивнула Хеленка и, бросив благодарный взгляд на Тешевича, опустила голову. – Я приняла предложение пана Алекса.

– Езус Мария… – бестолково засуетившийся Пенжонек в растерянности налил себе полный фужер водки и, выпив залпом, вдруг погрозил Хеленке пальцем. – У-у-у… Вылитая маменька! И хоть бы полсловечка…

– Дядя… – Хеленка осторожно тронула Пенжонека за рукав. – Пан Алекс ждет…

– Ах, господи ж, боже мой… – Пенжонек наконец-то вспомнил русский язык. – Да конечно же, конечно! Пан Алекс, вы простите меня, старика… Но я и подумать не смел… Нет, вру… Немножко я думал… Но совсем немножко. И чтоб так сразу… И когда договорились? Ах, молодежь, молодежь…

Пенжонек подозрительно сморщился, пустил радостную слезу, зачем-то покрутил в пальцах пустой фужер и, посмотрев еще раз на Хеленку, наконец-то сказал:

– Ну раз уж вы все решили, то… В общем, счастья вам!

После званого ужина Тешевич почувствовал странное облегчение. В любом случае решение было принято, а как будет дальше, он просто не задумывался. Тем более что в вопросе о свадьбе и Пенжонек, и Хеленка проявили полное понимание, отказавшись и от широкой огласки, и от громкого застолья.

Но позже, когда Пенжонек, забрав Хеленку, уехал продавать дом, чтобы вернуться с полным приданым, Тешевич почувствовал даже некоторые угрызения совести. Получалось, что вроде как, воспользовавшись неопытностью девочки, он вдобавок лишал ее такого важного и для многих главного праздника…

Придя к такому выводу, Тешевич отправил Шурке Яницкому письмо в Варшаву, и тот откликнулся на удивление быстро. Уже чуть ли не на третий день Тешевич получил телеграфный ответ на сто с лишним слов, где Шурка не только прислал традиционное поздравление, но и предложил Алексу действительно замечательный выход.

С радостью встретив весть о женитьбе брата, Яницкий, ничтоже сумняшеся, потребовал, чтобы свадьба была в Варшаве. Больше того, Шурка обещал взять на себя все хлопоты, вдобавок предоставляя молодоженам на неограниченный срок свой особняк.

Да, Варшава – не здешнее захолустье, так что никому из соседей не придет в голову обижаться. И, пожалуй, по возвращении некоторым из них можно будет послать уведомление, и уж коли кто явится с поздравлениями, то конечно же пан Пенжонек не преминет воспользоваться таким визитом.