Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

— Позвольте, господа, мне добавить несколько слов… Нельзя ли сегодняшний горячий спор приблизить к нашему милому отечеству? То есть посмотреть на неудачи парижан применительно к будущему России? Ведь вполне вероятно, что и у нас может вспыхнуть революция.

— Правильно! Нам может пригодиться опыт французов.

— Это утопия, господа! — вскочил тучный, лохматый здоровяк в студенческой тужурке. — Мы должны изучать прошлое, но и не забывать настоящее. Кто у нас будет делать революцию? Мы — студенты? Так много ли нас на Руси?

— Я не согласен с вами, Кирпичников, — поднялся, отодвинув стул, Бородин, — я не согласен решительно! Мы, русские, не хуже и ничуть не глупее французов. А если судить по Отечественной войне, и по храбрости их заткнем за пояс. У нас немало умных, образованных революционеров, готовых жизнью пожертвовать за народ. Ж если не сейчас, то в будущем эти люди сумеют поднять на борьбу с деспотизмом тысячи, а может, и сотни тысяч людей. Я верю в возможность революции в России. И наша цель — уже сейчас говорить об этом, готовиться к предстоящим боям. Мы должны знать успехи и промахи французов. Мы должны очень хорошо изучить подвиг парижских коммунаров… Это нам поможет в борьбе. А она близка!

Степан жадно следил за разгоревшимся спором.

Ораторы говорили взволнованно, страстно. И лишь когда Трощанский достал из кармана и показал всем большие часы на серебряной цепочке, страсти улеглись. Он кратко подвел итоги спора. Все поднялись я, пожимая друг другу руки, стали расходиться.

6

— А вот и полуночник явился! — воскликнул Павел, вставая из-за стола и протягивая Степану руки. — Гляди-ка, кто к нам приехал.

— Матушка! — крикнул Степан и бросился обнимать мать.

— Здравствуй, голубчик, здравствуй, Степушка, — крестя его и плача от радости, запричитала Ксения Афанасьевна. — Сам-то опять подался в извоз. Вот мы с Иваном и собрались за вами… Чего ты так припозднился-то, Стена? Все ли ладно у тебя?

— Все хорошо, матушка. Спасибо!

Степан подошел к Ивану, пожал руку, трижды поцеловался.

— Ну, садись пить чай, — пригласил Павел, — да познакомься с моим новым товарищем.

Крепыш со скуластым лицом и раскосыми глазами поднялся, сверкнул крепкими, ровными зубами.

— Башкиров!

— Знаю! Видел в училище, — пожимая маленькую крепкую руку, сказал Степан.

Стали пить чай. Ксения Афанасьевна, коротко рассказав про сестер и братьев, стала расспрашивать Степана.

— Учусь ничего. Много читаю.

— Не хвались! — остановил Павел. — Давно на тебя хотел матери пожаловаться. Еле-еле вытянул на зачетах… Ходит по библиотекам да разным кружкам, а учится — абы как.

— Я не собираюсь быть ни учителем, ни агрономом, — отбивался Степан, — а по ремеслу у меня одни пятерки.

— Рукомеслу ты и дома мог обучиться, — строго сказал Иван как старший, — тут грамота не требуется. Побыл бы у дяди Васи в артели еще года два-три — и стал бы мастер первой руки.

— Нет, врешь, Иван. Рабочему тоже без науки нельзя. Теперь другие времена. Теперь машины пошли в ход. Все по чертежам, по расчетам делают.

— Тогда учись, а не лоботрясничай.

Степан обрадовался такому повороту разговора.

— Тяжело мне поначалу-то было. Перезабыл все. Ведь три года прошло. А теперь у меня товарищ хороший. В реальном учился, вот я и думаю с ним на каникулах позаниматься.

— Как же, Степушка, а домой разве не поедешь? — спросила мать.

— Хотел бы на несколько дней.

— Некогда тебя взад-вперед возить, — сердито сказал Иван, — да и лошадь у нас чужая. Коли надо заниматься — оставайся здесь.

— Да как же это, Ваня! Может, он с кем ни то доедет обратно?

Иван посмотрел на мать, почесал переносицу, покосился на Павла.

— Что, Пашка, можно его взять?

— Пусть остается и занимается. Лучше летом приедет на недельку. Можно будет отпроситься.

Степан обрадовался, но не выдал своих чувств. Напротив, слегка насупился, словно оставление в Вятке было для него наказанием. Лишь потом, когда разговор перешел на домашние дела, он незаметно достал из большого кармана цветастый полушалок, развернул перед матерью.

— Ой, Степушка, неужели это мне? — всплеснула руками Ксения Афанасьевна.

— Тебе, матушка!

— Да разве я молодица? Куда мне этакие наряды? Может, девкам отдать?

— Нет, матушка, им я бусы купил, — Степан выложил бусы.

Мать взяла, положила на ладонь.

— Загляденье! Девки с ума сойдут. Да где же ты столько денег-то взял?

— Собирал понемножку, откладывал. Мать опять взглянула на полушалок.

— Ох, Степушка, ох, спасибо тебе! Да куда мне в нем… Может, на пасху, когда в церковь пойду, надену.

Подарки смягчили обострившийся было разговор. Чаепитие пошло веселей. Спать легли поздно. А утром чуть свет Степан проводил мать и братьев в родную деревню.

7

В следующую среду Степан пришел к Трощанскому пораньше, но комната оказалась уже переполненной молодежью. Кто-то принес из кухни еще одну доску, ее положили на табуретки и так усадили запоздавших.

Столь большое скопление молодежи объяснялось просто — приехали домой на каникулы студенты-вятичи из Москвы, Казани, Нижнего.