Казни Дьявольского Акра

– Можно попробовать. Но это не столько интеллектуальный процесс, сколько… интуитивный, что ли. Надо как бы… настроиться.

– Я все равно попытаюсь, – твердо сказал я.

– Только один вопрос, пока вы не занялись лингвистикой, – вмешалась Нур. – Когда ты говоришь «армия пустот», о каком количестве идет речь?

– О десятках, по меньшей мере, – сказал Горацио. – Может, и больше.

Он погрузился в недолгое задумчивое молчание. Станция за окном сменилась необозримыми цветущими полями.

– Они почти все уже родились. Час вот-вот пробьет.

Енох фыркнул.

– Час вот-вот пробьет, – повторил он замогильным голосом. – Все твари изъясняются, как злодеи в хоррорах?

Горацио поднял одну бровь.

– Если бы у меня еще были мои языки, – сказал он, – ты бы сейчас заработал хорошую оплеуху ими всеми.

Енох немного побледнел и как-то даже вжался в спинку сиденья.

Через мгновение на ноги вскочил Гораций.

– Товарищи? – Он прилип носом к оконному стеклу; голос звучал почему-то очень тонко. – Что это там такое?

Мы сгрудились у него за спиной. Далеко в чистом поле параллельным ходом двигался человек – и двигался очень быстро. До пояса он был голый и, кажется, ехал на вращающейся колонне из пшеницы и желтых цветов.

– Это он, – не веря своим глазам, прошептала Эмма.

– Вот черт, – выразилась Бронвин.

Мурнау неотвратимо тек над полем в нашу сторону, а поезд… ох, он только начал набирать скорость.

– Я думал, это скоростной поезд! – возопил Енох и заколошматил кулаком по стеклу. – Давай уже, наддай!

Мурнау приближался, поезд разгонялся, но очень лениво. Мы прогрохотали над дорожной развязкой и мимо парковки; он не отставал. Торнадо, заменявшее ему ноги, посерело, оставляя за собой след из развороченного асфальта. Дальше по курсу попался автомобиль, и его тоже пропустило через этот адский блендер.

– Я здесь сидеть не буду, – процедил Енох сквозь зубы. – Пойду приведу в чувство машиниста.

Он выбежал из купе. Мы тоже высыпали вслед за ним в узкий проход и дружно кинулись бежать вдоль всего поезда в тщетной попытке убраться подальше от Мурнау. Мы скакали из вагона в вагон, мимо обалдело глядящих на нас пассажиров, большинство из которых и понятия не имело о кошмаре, с каждой минутой растущем прямо у них за окном.

Поезд дернулся и наконец-то начал набирать скорость.

– О, слава богу! – вскричал в сердцах Гораций.

Мы остановились – это был вагон-ресторан – и прилипли к окнам. Мурнау начал отставать. Он собрался с силами, вложился в еще один рывок и ринулся на нас… но распался в воздухе, окатив поезд цветами, землей и мелкими автомобильными запчастями.

А мы покатили вперед на скорости пятьдесят-шестьдесят миль в час, оставив позади то, что от него осталось.

* * *

Рухнув на сиденья в своем купе, мы захлопнули дверь и попытались успокоиться. Каулу больше нечего было нам предъявить, заверил я остальных – по крайней мере, пока мы не доберемся до Акра.

Енох расстегнул рубашку, и на диван вывалился десяток сэндвичей, которые он успел уворовать из вагона-ресторана. Никто не имел ничего против. Хлеб из петли мисс Крачки нам пришлось бросить на полях Первой мировой, вместе с тяжелыми рюкзаками, а между тем все уже адски проголодались. После того как переживешь какие-нибудь жуткие события, так частенько бывает.

Кстати о жутком. Я бросил даже пытаться как-то переварить то, что с нами случилось. Меня просто окатило приливом каких-то совершенно диких событий, накрыло с головой, и согласия у меня никто не спрашивал… Если мы выживем, у меня, наверное, разовьется нервный тик… ну, или вернутся старые знакомые кошмары, которые так успешно отравляли мне жизнь в прошлом. Может быть, когда-нибудь, в один прекрасный день какой-нибудь психотерапевт поможет мне развязать этот узелок с ужасами и тогда… Не нанятый родителями чудак из нормальных и не замаскированная тварь, а приличный странный терапевт. Я спросил друзей, есть ли в странном мире такая вещь, как мозгоправ, но они как-то странно на меня посмотрели, а объяснять, что к чему, у меня совсем не было настроения.

До Лондона оставалось добрых два часа. Эддисон и Бронвин уснули. Остальные все еще были слишком на взводе, им надо было выговориться. Голоса жужжали, люди пересказывали друг другу все безумные вещи, успевшие произойти с ними всего за один какой-то день. Софи вместе с Пенсевусом свернулась калачиком у окна и впитывала проносившиеся мимо пасторальные пейзажи. Юлиус и Гораций сидели, скинув ботинки и обхватив колени руками; время от времени соприкасаясь головами, они вели тихий разговор.

Мы с Нур воспользовались шансом пристать к Горацио. В прошлую нашу встречу он был увечной полупусто́той, едва способной говорить, а потом выпрыгнул из окна нью-йоркской квартиры Эйча – и, как мы решили, убился насмерть. Как же ему удалось добраться до схлопнувшейся петли во Франции, а до того – затесаться вполне сформированной, а не дефективной тварью среди самых верных слуг Каула?

– Да уж, – сказала Нур, качая головой. – Как ты вообще жив-то остался?

Горацио изогнул губы в диковатом подобии улыбки – этим выражением он явно пока не овладел.