Все остолбенели. Мисс Сапсан даже попросили повторить, что она сейчас сказала. Когда все убедились, что поняли ее правильно, поднялся взволнованный гвалт. Хью схватил Фиону и закружил по двору. Улисс Критчли, до того не слишком знаменитый экстравагантным поведением, влез до половины ствола на пальму моих родителей и принялся распевать оттуда песни.
Мы с друзьями обступили мисс Сапсан.
– Но как же вам это удалось? – пролепетал Миллард.
–
– А вы совершенно уверены, что это не какая-нибудь ловушка? – не выпуская из объятий Фиону, уточнил Хью.
– Другие имбрины только что его проверили – на старой петле мисс Бабакс… к несчастью, больше не нужной. Да, оно
– И? – прогудел Песья Морда, встревая в разговор. – Как скоро это можно будет сделать?
– А как насчет прямо сейчас? – звонко обратилась к собранию мисс Сапсан, и собрание ответило ей овациями.
Сегодня все наконец-то обретут свободу. Единственные, кому не светило насладиться победой – и переустановкой, – это предводители американских кланов.
Тут мне в голову пришла довольно жуткая мысль. Мисс Сапсан как раз углубилась в беседу с мисс Королек, но стоило мне постучать ее по плечу и продемонстрировать взволнованную физиономию, как она тут же извинилась и отошла.
– Так вы собираетесь схлопнуть
– Возможно, это было чересчур самонадеянно с моей стороны. Их не так уж много осталось.
– Но мой город же не пострадает? Вы не взорвете тут все к…
– Нет, – она ободряюще улыбнулась. – Это будет неразрушающее схлопывание. Но если мы уберем эту карманную петлю, тебе будет далеко не так удобно потом сюда возвращаться. Возможно, я недооценила твою… привязанность к этому месту. Если ты бы предпочел ее сохранить, я готова обсудить с имбринами альтернативы.
Я огляделся по сторонам.
Мой старый дом… Мой старый город… Родители сидят на заднем крылечке и мирно любуются Лимонным заливом, словно их газон не заполонила толпа незнакомцев престранного вида. Кто-то из имбрин снова стер им память.
– Нет, вы оценили верно, – кивнул я и показал на родителей. – Однако я бы хотел попрощаться.
– Пять минут. Мы уже скоро начинаем.
– Этого более чем хватит.
Мисс Сапсан возобновила разговор с Перплексусом, а я зашагал по траве к крыльцу. Родители сидели в нескольких футах друг от друга на мягкой скамейке. Я взгромоздился на перила рядом с ними. С чего, спрашивается, начинают в таких случаях?
– Хочу, чтобы вы, ребята, знали: я на вас больше не сержусь. Сердился, и очень долго, но больше этого нет. Вы просто не поняли, что получили со мной в довесок… – да и откуда бы вам понять? Вы же никакие не странные. Судя по тому, что я слышал, из родителей такие штуки понимают примерно ноль процентов, вот так-то. Я-то думаю, что вы могли бы стараться и лучше… расширять горизонты и все такое… но теперь-то уж какая разница. Вы на такое не подписывались. Хотя бы не связали и не продали в цирк, как Эммины предки, и то спасибо.
Я вздохнул. Поневоле чувствуешь себя идиотом, когда вот так толкуешь с зомби… которые тебя даже не слышат.
А на газоне странные уже собрались стайкой перед мерцающим входом в карманную петлю. Имбрины стояли в кругу, взявшись за руки, – даже мисс Шилоклювка, которой Франческа помогла вылезти из кресла и теперь бережно поддерживала.
Мне ужасно захотелось туда, к ним, но я опять повернулся к родителям. Пусть они меня и не слышат, но мне все равно нужно было сказать им кое-что еще.
– Я принял решение. Несколько раз передумывал с тех пор, как умер дед и начались все эти странные дела. Думал, может, я мог бы жить часть времени с вами, чтобы у меня была и эта жизнь и та, другая. Но оно так не работает. Не для меня – и уж точно не для вас. Вы вот тут сидите, пуская слюни… и вам уже столько раз память стирали, что вы уже, небось, и дни рожденья-то свои забыли. Мой так уж точно. Я что сказать хочу… Я ухожу. И возвращаться больше не буду. Мне здесь не дом.
Отец вздохнул – я аж в воздух подскочил.
– Все в порядке, парень, – деревянно проговорил он. – Мы все понимаем.
Я чуть с перил не свалился.
– Что, правда?
Он продолжал глазеть вдаль, на воду.
– Да. Мы покупаем яхту. Правда ведь, дорогая?
Мама вдруг начала плакать – совершенно не меняя выражения лица.
Мне, как тисками, сдавило грудь.
– Мам, ну не надо!
Но она продолжала тихо плакать, глядя в никуда. Я слез с перил, присел рядом, обнял ее.
– Мой мальчик, – сказала она совсем тихо. – Мой маленький мальчик.
Руки ее так и остались безвольно висеть по швам.