Казнить! Нельзя помиловать! (СИ)

— Алло… Милиция? — начал он… — В доме…… по улице……. у инженера Зальцмана что то произошло. Жена выбежала на лестничную площадку с криками: Помогите… Да… Понял… — закрыть дверь и никого не пускать… Слушаюсь! — вытянулся по привычке старый служака. Он так внимательно слушал то, что ему говорили и так подробно докладывал в трубку, что не увидел, как за его спиной приоткрылась дверь и быстро, но тихо закрылась. Сняв с гвоздя массивный ключ — привратник запер дверь на ключ; повесил его на гвоздь и достав из под стула круглую палку сантиметров сорока в длину, вышел с ней на площадку. Ждать милицию и никого не выпускать…

…Я спокойно смотрел, как уже никогда не назначенный в будущем, на должность наркома среднего машиностроения Исаак Зальцман выпускает себе мозги выстрелом в висок. А вот для Алишера Хафизова, стоявшего рядом со мной в невидимости — такое зрелище было Явно в новинку. Парень охнул и побледнел! Лишь бы не наблевал! — подумал я, метнувшись к столу. Сумку на плечо; стопку исписанных листов в руку и обратно — обхватить парня за плечи и не дать ему раскиснуть — к кабинету стремительно приближались громкие шаги жены. А потом по ушам ударил дикий крик вперемешку с визгом! Пока супруга орала на пороге, я, с удовлетворением, смотрел на мёртвое тело. Не будет в будущем твари, оболгавшей наркома машиностроения Малышева! Не будет гадины, вызвавшей своими действиями цепную реакцию директоров заводов, выжимавших из рабочих и служащих все силы ради своего собственного благополучия! Не будет иудея — одного из многих, обманом получившего звание Героя Социалистического труда! Не арестуют по доносу директора кировского завода Отца, освобождая место новому директору — Зальцману! Не будет безвременной и непонятной смерти авторитетнейшего специалиста в области танкостроения — еврея Гинзбурга, отправленного Зальцманом на передовую для ремонта танков в полевых условиях. Отправленного за ошибки Зальцмана и погибшего во время бомбёжки! А во время бомбёжки ли? Не будет гибели сотен танковых экипажей, погибших из-за того, что эта сволочь взяла перед Сталиным обязательства — резко повысить количество выпускаемых танков и самоходок. И повысила — в ущерб качеству и здоровью работяг на заводах! Это ведь кто то из таких, как Зальцман, бросил фразу: Зачем выпускать качественную технику, если она живёт всего три боя… Не будет дурного примера для руководителей заводов и, возможно — не арестуют сразу же после войны наркома авиастроения Шахурина, под руководством которого творились такие же недоброкачественные выпуски. Уже самолётов… Не будет дурного примера для других, который — как известно: заразителен!

— Вот скажи мне Михаил… — наконец то разомкнул свои уста, а проще говоря, заговорил через полчаса езды по неприметным улочкам Ленинграда, Алишер — зачем он застрелился — а? — спросил, наконец Хафизов, сидевший до этого молча и глядя отсутствующим взглядом в лобовое стекло… А меня то он Михаилом назвал…

— Наверное совесть замучила… — бросил равнодушно, не отрывая взгляда от дороги — хотя… — какая у таких может быть совесть? На вот — посмотри… — вытащил из внутреннего кармана куртки пару написанных Зальцманом листов и бросил их Алишеру на колени. Тот подхватил их и углубился в чтение. Прочитал, вскинул возмущённо голову:

— Так это он моего отца… — аж захлебнулся парень от переполнившего его возмущения! Я лишь пожал плечами:

— Не сам, конечно: ему нужно быть вне подозрений! Но по его просьбе, или намёку… Заставить такое сделать дурака, подлеца или жадину несложно. Стоит только намекнуть: я пойду на повышение, а ты на моё место, или: я на повышение и тебя за собой потяну… И всё!

— Сначала твой отец; потом сменный инженер; потом главный инженер… А следующий на очереди должен стать директор завода…

Прибывший наряд милиции, увидев такое "непотребство", да ещё и с номенклатурным работником — доложился начальству. Начальство приехало разбираться. А за ним и сотрудники НКВД подтянулись. И дело забрали себе… Очень удобное дело: на лицо явное самоубийство, но можно под него и подставить кого нужно…

Через два дня в Ленинградском отделе надзора и контроля зазвонил телефон… Из центрального аппарата запросили данные на осуждённого Хафизова с семьёй. Начальник отдела поставил в известность о звонке Начальника Ленинградского НКВД. А у того — бумаги Зальцмана о оговоре этого Хафизова, которые он положил, пока — себе в стол… А это — должностное преступление! И карательная машина НКВД завращалась как бешенная: следователь тут же начал пересмотр дела! Главк поставили в известность о признательном письме Зальцмана — из Москвы тут же последовал устный приказ: ускорить пересмотр дела с вынесением постановления о реабилитации! НКВД никого зря не сажает! Быстро было подготовлено решение коллегии о неверном приговоре… По месту отбытия наказания Хафизова старшего, его жены и дочери полетели грозные телефонограммы самого зама наркома товарища Бергмана! И на месте тут же взяли под козырёк — Слушаюсь!