Казнить! Нельзя помиловать! (СИ)

Тронулись; неторопливо покатились вперёд… Летом бы такое путешествие было бы в радость: смотри себе по сторонам; любуйся пейзажами! Но сейчас — не до любования: морозец пробирает до костей даже прятаться от ветра холодно: полежи на железках… Так что занимались странной гимнастикой — со стороны: то сядем; то встанем; то бегаем по платформе туда-сюда… Хорошо — только начало светать, да и тайга вдоль дороги: кому придёт в голову ранним утром смотреть на проезжающий мимо поезд? Они же здесь по десять раз на дню ездят! Замёрзли, продрогли — как цуцики: даже по 100 грамм приняли, но всё же доехали — не превратились в сосульки… Вовремя прекратили свои согревающие упражнения: рассвело; поезд подкатил к загрузочной платформе, у которой уже стояли хмурые, не выспавшиеся заключённые… Группами — каждая у своей кучи брёвен, видимо заготовленных с вечера… Охрана — в тёплых тулупах и валенках, а зэки — кто в чём горазд… Кто то в серых или чёрных фуфайках и таких же ватных штанах, а на кого без слёз смотреть нельзя — лохмотья какие то, давно уже потерявшие первозданный вид… Поезд подошёл; мы быстро слезли с обратной стороны платформы и принялись наблюдать за погрузкой…

Вдоль групп зеков, стоящих у каждой горы брёвен, прошёлся человек в относительно чистой чёрной телогрейке и шапке-ушанке. Колян, стоящий рядом со мной дёрнулся и горячо прошептал:

— Вон! Видишь! Это мой батя! Колоритный тип — ничего не скажешь. И голос командный и слушаются его беспрекословно… Мы стояли — в сторонке и смотрели, как корячились люди на погрузке огромных брёвен. Да… — по уму бы подогнать сюда краны и всё было бы сделано быстро! Но где эти краны и чем тогда будет заниматься основная масса сидельцев? Перевоспитываться, так сказать, трудом?!

На боковой открытый борт платформы легли слеги, упёршиеся одним концом в землю, а другим концом — на край открытого борта платформы. Шестеро зеков подкатывали слегами (деревянными палками вместо ломов) бревно к наклонным слегам и под дружное — Взяли! поднимали бревно с земли, закатывая его вверх. По команде откидывали слеги назад и дальше закатывали бревно руками… На одном из вагонов крайний мужик, видимо оступился или поскользнулся и рухнул на колено. Тяжёлый край бревна, надавил на второго, стоящего рядом, заставив и его присесть на колено! Бревно накренилось и ударило крайнего зека концом в грудь, отчего тот упал, распластавшись на мёрзлой земле, с ужасом и полнейшей беспомощностью глядя на приближающийся к нему огромный смертельный комель… Отец Николая, проходивший рядом, метнулся к концу бревна; упал на колено, подхватив конец бревна у самой груби бедолаги. На лбу бригадира набухли, от нечеловеческого напряжения, чудовищные рубцы вен!

— Держим! Держим, мать вашу в дышло! — прохрипел он и зарычал — поднимаем комель! И начал вставать с колена!

С трудом бревно закатили на платформу… Зеки остановились, переводя дух и унимая дрожь в руках и ногах. Борисов присел рядом с лежащим мужиком: у него изо рта, с хрипом и свистом, вырывался воздух вперемешку с хлопьями пены розового цвета…

— Что, Кондрат — придавило? — сочувственно спросил бригадир…

— В чём дело? — рявкнул подошедший лейтенант — а ну давай работать — шваль лагерная! — зло зарычал он. Бригадир встал:

— Кондрата придавило начальник… — сказал негромко Борисов — надо его в лагерь к фельдшеру отправить! Лейтенант побагровел:

— Работать — я сказал! — взорвался визгливо — пусть встаёт — не придуривается! Пусть работает — не сдохнет! А сдохнет — одной падалью меньше станет — воздух чище будет. Вставай сука! — шагнул лейтенант, к лежащему — на утоптанном снегу, бедолаге…

— Лейтенант — да будь ты человеком! — встал, перед лежащим, бывший комбриг — какая работа — ему в больничку надо!

— Ты что…! Ты как… Ты с кем так разговариваешь — сволочь! — побагровел лейтенант и рванул клапан кобуры! Рядом со мной дёрнулся вперёд Николай — с трудом удержал его на месте, рыкнув негромко:

— Стоять! Спалишь нас на хрен! А лейтенант уже выдернул наган…

— Да я тебя сейчас! За неподчинение и сопротивление!.. На месте! СВОЛОЧЬ!!!.. — выкрикивал слова, словно выплёвывал, всё багровея и багровея! Лицо уже превратилось из багрового в лилово-синее! Лейтенант раскрыл рот, для очередного выкрика, как в оглушительной, после дикого ора тишине, раздался грохот выстрела! Пуля, вылетевшая из ствола нагана, впилась, разбрасывая фонтанчик смёрзшегося снега, в землю под ногами бригадира! А лейтенант выпятил грудь, вдыхая ещё больше воздуха в грудь; выкатил глаза из орбит и рухнул под ноги ошеломлённому бригадиру! Хорошо — между ними было метра полтора: никто не сможет обвинить Борисова в том, что он что то сделал лейтенанту! Хотя… — если захотят… Погрузка сразу же застопорилась: зеки замерли; конвоиры заклацали затворами винтовок… Подбежал помощник начальника конвойной группы, с наганом в руке:

— Что? Что здесь произошло?! — выкрикнул он, озираясь.