Постановка вопроса сама по себе показывала меня не в лучшем свете.
– Дай угадаю. Ты ещё не женился, потому что не достиг финансовых высот, не открываешь собственное дело, потому что не накопил достаточно опыта, не медитируешь, потому что не чувствуешь себя просветлённым… – Матвей расширил глаза в страшной догадке: – Ты и велик, наверное, напрокат берёшь, потому что считаешь, что ещё не слишком хорошо ездишь?!
– Десять из десяти.
Не хотелось этого признавать, но его проницательность была почти сверхъестественной. Матвей покачал головой.
– Я так думаю: никто и никогда не бывает достаточно хорош или совершенно готов. Судьба просто кидает тебе мяч в виде желания или возможности что-то сделать. Ты можешь или отбить этот мяч, то есть выполнить своё желание, или оставить его у себя до тех пор, пока не придумаешь, каким приёмом лучше по нему бить. А судьба, видя, что ты ничего не делаешь, посылает тебе следующий мяч, чтобы ты наконец сделал бросок предыдущим, отпустил его. Но ты выкручиваешься, ловишь второй, третий. А потом скапливается слишком много того, что хотелось, но не было сделано. Тогда ты уже не можешь ловить эти мячи, и они бьют тебя по голове. Не успеешь понять, как вообще не сможешь сдвинуться с места, погребённый под грузом нереализованных планов. Я думаю, если ты смог что-то придумать, значит, смог бы и воплотить в жизнь. А ждать, что у тебя наступит подходящий момент или идеальная готовность, вообще нет смысла… Мне кажется, дело тут не только в отсутствии соответствующего опыта, – добавил он. – Ты просто почему-то не хочешь ничем заниматься всерьёз. Иначе бы у тебя давно были своя компания или сайт. Или хотя бы визитка.
Мне нечего было ответить. Я действительно до сих пор не чувствовал себя вправе заводить своё дело – не найдя корней, не овладев свободно государственным языком и, вообще, не добившись в жизни каких-то значительных результатов. Я был уверен, что мои ощущения основывались на общественном мнении, поэтому всегда занимался обезличенными вещами, которые, по сути, выполняли одну-единственную роль – оправдать моё право на существование и доказать самому себе свою ценность. Я проводил жизнь в суете, вместо того чтобы целенаправленно куда-то идти. В итоге не считал себя ни в чём достаточно развитым, чтобы делать вещи, помогающие развиться. Замкнутый круг.
– Плохим привычкам надо давать бой. Тебе пора выбираться из своего панциря… А мне – перестать пить химию, – Матвей похлопал себя по тощему пузу. – Кстати, останови вон у того деревца.
Озеро Язёвое и его водопад лежали почти у подножья Белухи. Мы прибыли туда уже за полночь и ничего особо не разглядели. А вот наутро проснулись в малахитовой алтайской сказке: в воздухе стоял смоляной кедровый аромат, в больших светлых лесах поскрипывали на ветру хвойные и лиственные верхушки, а на пригорках спели дикие ягоды. Луга укрывали душистые травы, и в пьянящий воздушный коктейль вливались аппетитные нотки джусая, которыми то и дело потягивало из подлеска. В ветвях цокали белки и суетились птички-кедровки, мелькали полосатые бурундучьи спинки, а на прогретые камни то и дело выбегали любопытные пищухи, покрытые блестящей чёрной шерстью. Гуляя по пологому склону, я встретил в роще небольшую группу косуль, которые, испугавшись звука треснувшей под моей ногой ветки, грациозно, хотя и очень шумно умчались через заросли. В общем сама жизнь вокруг была насыщенной и концентрированной, подобно эликсиру.
Язёвое озеро питали чистейшие ключи с очень вкусной водой и пара талых ручьёв. Собираясь в скалистой чаше, воды темнели над каменным дном, покачиваясь у травянистых берегов, разливались в горную долину и обрушивались за ней каскадным водопадом речки Язёвой в ущелье.
Сколько бы я ни пытал местных егерей и Матвея, казалось, что на казахском Алтае не осталось никаких воспоминаний о древних тюркских воззрениях, о Тенгри и о том, что Белуха считается горой Матери-Умай. Они с удивлением слушали, что на древних рисунках корона Умай с тремя зубцами выглядит точно так же, как эта гора, – на самом деле трёхглавая, какой видится со стороны российского Алтая.
Однако, хотя тенгрианские традиции здесь не сохранились, отношение к Белухе оставалось нетронутым – ей молились, у неё просили помощи, с ней разговаривали и неизменно испытывали от этого чувство облегчения. Ещё живя в России, я слышал о рериховцах[52]
, которые ежегодно отправлялись к Белухе в поисках не то просветления, не то эфемерной шамбалы. Матвей заверил меня, что желания, которые загадывают, глядя на мистическую гору, непременно сбываются, особенно когда с просьбой приходит группа людей. Правда, сразу добавил, что в принципе рано или поздно сбываются все желания, особенно коллективные.