Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Марион была уверена в крепости своих отношений с Анселином и даже хвасталась ими перед своей подругой Марго, «говоря об огромной любви между ними»298. Возможно, Анселин даже пообещал Марион жениться на ней, или, как это нередко бывает, она его так поняла. Во всяком случае, она рассказала об этом Марго, которая на допросе отметила, что «думала раньше, что он на ней женится»299. Да и помолвку Анселина с ее соперницей Аньес Марион называла «новой»300. Впрочем, сомнения и раньше закрадывались в ее душу. Иначе как объяснить то обстоятельство, что однажды она тайком срезала прядь волос с головы Анселина и хранила ее при себе? А также, по совету приятельницы, добавила в вино свою менструальную кровь? Марион сама ответила на эти вопросы: «…чтобы быть еще сильнее любимой ее другом Анселином», «…чтобы он не захотел покинуть ее слишком скоро»301.

Таким образом, отношения Марион и Анселина приобретают для нас более реальные очертания. На самом деле речь шла не о какой-то возвышенной любви Ромео и Джульетты; скорее это была неразделенная страсть женщины, пытающейся скрыть сей прискорбный факт. Однако постепенно (с каждым новым допросом) Марион становилась честнее, прежде всего сама с собой. Она, как и в первый раз, говорит только о своем собственном «любовном жаре» (ardeur d’ amour). Единственным смыслом ее жизни является пробуждение такого же чувства в возлюбленном. «Он любил ее так же прекрасно и с тем же пылом, что и раньше, но не больше», — признавалась она в зале суда302. И в этом «поп plus» — ключ ко всем ее последующим действиям.

Известие о предстоящей свадьбе Анселина с другой женщиной все-таки застало Марион врасплох, произведя на нее ужасное впечатление. Она сама признает это в зале суда: «И сказала, что, когда узнала, что ее друг Анселин обручился, она была очень разгневана и теперь все еще пребывает [в этом состоянии] и даже еще больше. И она… хорошо помнит, что тогда вполне могла произнести такие слова: Не пройдет и года, как ее дружок поплатится за все, и никогда он не найдет женщины, которая сделает ему столько добра, сколько делала она»303.

Более решительно высказалась Марго де ла Барр, оценивая душевное состояние Марион в тот драматичный для нее момент жизни. За несколько недель до свадьбы Анселина Марион пришла к ней домой «ужасно печальная, разгневанная и неспокойная, говоря, что ее дружок снова обручился и что она не сможет жить и выносить любовный жар, коим пылает к нему. И она не знает, что предпринять, что говорить и что ей с собой сделать. Она качалась из стороны в сторону, раздирала на себе платье и вырывала волосы…»304 Отметим особо последнюю фразу: Марго описывает Марион как помешанную. Через минуту она снова возвращается к этой теме и уже прямо называет свою подругу безумной: «В это воскресенье (то есть в день свадьбы. — О. Т.) Марион снова пришла к ней и выглядела как полная сумасшедшая»305.

Итак, тема сумасшествия — первое, что обращает на себя внимание в этой истории. Сюжет весьма заинтересовал судей, поскольку за время процесса они возвращались к нему несколько раз (в частности, при опросе свидетелей). Чем можно объяснить такое внимание к душевному состоянию обвиняемой?

Во французском праве конца XIV в. теория уголовной ответственности оставалась очень слабо разработаннойЗОб. И все же на практике некоторые обстоятельства совершения преступления могли смягчить (или усилить) вину подозреваемого. Таким образом, речь шла не только и не столько о тяжести состава преступления, сколько об индивидуальных особенностях преступника. Иными словами, в судебной практике конца XIV в. уже складывалось представление о норме и об отклонении от нормы в поведении человека. Так, например, учитывалось состояние гнева или опьянения при совершении преступления (будущая теория аффекта, известная, впрочем, еще римскому праву)307. Постепенно разрабатывалась идея о полной неправоспособности, в частности о физической немощности обвиняемого. Однако в рассматриваемый период только одна болезнь признавалась смягчающим вину обстоятельством — сумасшествие.