Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния

Из уважения к Сусанину его и Семенова рассчитали сразу, хотя деньги в типографии выдавали только в аванс и получку. Главный бухгалтер был пьян и кожаным нарукавником размазывал слезы по щекам.

— Как же я без вас, Адам Петрович? — скулил он. — Ну, куда я один?

— А кто кричал, что из-за меня «пойдет с конфискацией»? — напомнил Сусанин.

Главбух ничего не ответил: он пил спирт из бутылки. Ему подали какие-то бумаги и он, не переставая булькать, подмахнул их.

Получив деньги, Сусанин и Семенов вышли из бухгалтерии. В коридоре их встретила толпа, человек из двадцати, рабочих и служащих, позади которых прыгал ван дер Югин, стараясь высмотреть, что случилось.

— Адам Петрович, не уходи, — попросила толпа хором и наперебой, потому что некоторые попросили дважды.

Сусанин вздохнул и пошел.

— Не уходи, Адам Петрович, — попросила толпа дружнее. Сусанин остановился и сказал:

— Всегда лучше уйти, чем ждать, когда тебе покажут на дверь пальцем.

— А кто покажет, Адам Петрович? Ты нам скажи, мы ему не то что палец, руки оторвем.

— Я ведь не только поэтому ухожу, ребята. Что мне перемена декораций! — сказал Сусанин. — Я расскажу вам притчу про себя. Некто кормил своего кота одной сырой картошкой. «Голод — не тетка», — думал кот, морщился, но ел сквозь дрему, потому что с закрытыми глазами ему казалось, что перед ним рыба…

На улице Адам, гордый собой, сказал Семенову и ван дер Югину:

— Видели, как меня народ любит!

— Попроси, чтобы тебя избрали почетным жителем Сворска и украсили твоим портретом «Доску передовиков», — посоветовал Семенов.

— Я хочу памятник, — сказал Сусанин. — После смерти. Отлитый из бронзы и меди, я буду стоять на площади и снисходительно улыбаться, держа за руку самого себя, только маленького.

…«Незабудка» была переполнена: сворские алкаши праздновали эпоху переходного периода. Сусанин с радостью заметил, что его бывших подчиненных нет. Семенов с радостью заметил воблу в своем кармане. Ван дер Югин расстроился, вспомнив времена, когда в этом нынешнем свинарнике градоначальник давал балы, и на лестнице, ведущей в сортир, мелькали дамы в газовых платьях с голыми руками, плечами и даже коленками, если посмотреть из прихожей, вот именно с того места, на котором стоит сейчас И и видит только мужика, икающего в ритме механических часов.

Хотя «Незабудка» считалась пивной, но пиво здесь употребляли, как содовую к виски или — тоник к джину. Основным пойлом в «Незабудке» был спирт, а у тех, кто побогаче, — дешевый портвейн. Спирт возили в Сворск железнодорожными цистернами, но почти весь он переливался в глотки жителей. Совершенно обесцененный от изобилия, он продавался бидонами за рубль, да и то незнакомцам, а друзей поили даром. Пили чистым, разбавленным и настоянным на какой-нибудь травке. Пили рюмками, стаканами и кружками, украденными из-под бдительного глаза Незабудки. Пили залпом, выдохнув и глотая кадык… Бороться со спиртоносами и спиртолюбами не имело смысла, проще было разрушить промышленность и остановить прогресс…

Сусанин с Семеновым утолили жажду первой кружкой под вопли ван дер Югина, что пить — здоровье губить, и, когда оракул достал из кармана воблу, пришел Иван.

— Меня в армию забирают, — сказал он.

— Когда?

— Завтра в шесть утра сбор у военкомата, — ответил Иван. — Сегодня прошел медкомиссию, а завтра уже с зубной щеткой и сухим пайком.

— Тут кто-то постарался, чтобы тебя забрали побыстрей, — сказал Сусанин, обсасывая плавник, — чтобы ты провел медовый месяц в казарме.

— Подряников и Сплю, — вывел Семенов. — Кто еще?

— А может быть, председатель химзаводского профкома? — предположил Иван.

— Нет, у него кишка тонка, — сказал оракул.

— Подряников знает, что ты женился? — спросил Сусанин. Иван пожал плечами.

— Мозет, есе лаз набить молду Подляникову, — предложил ван дер Югин, — тогда Ваню забелут в милицию, а не в алмию.

— Но на свободе он все равно не останется, — сказал Семенов.

— А ты попроси отсрочку, покажи «Свидетельство о браке», — предложил Сусанин.

— Показывал, просил, умолял, — ответил Иван. — Они считают, что я нарочно женился, лишь бы от почетного долга уклониться.

— Значит, сегодня не только наши проводы, но и твои тоже.

— И мои, — сказал подошедший Бутылки. — Уже решил — завтра сдаюсь в ЛТП. Я совсем спился, я даже не знаю, какой сейчас год, весна на дворе или осень. Спрашиваю у всех, мне говорят, а я забываю.

— Ты болен, — поставил диагноз Сусанин. — Ты болен, Бутылки, от того, что сильных и здоровых в нашей стране больше интересует наркомания на Западе, чем собственные алкаши. Вообще, живой интерес ко всему окружающему свойствен нашему обществу. Мы живем вне себя.

…В это время в типографии остановились машины. Работники и работницы, бросив труд, собрались на проходной и двинулись к «Незабудке». Они шли уговаривать директора вернуться.

Пивная с трудом вместила их в свое нутро, а завсегдатаи вытаращили глаза на такое изобилие трезвых женщин и мужчин. Когда стало совсем тесно, некоторых завсегдатаев выслали на улицу.

— Не уходи, Адам Петрович, — опять сказали работники сидящему на мраморной лестнице Сусанину.