Я уже понимала, что такое настоящая женственность. Это не отторжение, и не разочарование в своей природе, но полная сдача ей. Это значит, быть преданной своей сущности и своим потребностям. Женственность не была несовместима с женской природой, но она была её выражением. Какое безумство, какое извращение, какую чушь, мне вбивали в голову на Земле!
— Ах, простите меня, Леди Шейла, — сказал Лигуриус, как если бы обеспокоенно. — Держа Вас этим способом, я почти забываю, что Вы — свободная женщина.
Он, наконец, выпустил меня и убрал свои руки.
Я выпрямилась, и, обернувшись, отскочила от него, как будто это мне самой удалось освободиться. Лигуриус даже поклонился мне в пояс, как если бы в глубоком извинении. Но при этом он ехидно улыбался.
Я был испугана. Я решила, что должна бороться со своей женской сущностью. Я знала, конечно, делать это будет нелегко, и что исполнение задуманного, лежит далеко от моей недвусмысленно выраженной женственности, что оно разбивает и отрицает её. Но именно это, к моему собственному ужасу, я собралась сделать. Просто я ужасно боялась своей женственности, и особенно того, к чему она могла меня привести.
Таким образом, в тот момент я для себя решила, что моя женственность, а значит и моя женская сущность, должны быть отрицаемы и забыты. Я больше не должна быть такой простушкой, чтобы притворяться самой себе, что моя женственность это именно то, что мне нужно. Я больше не верила этой пропагандистской глупости.
Опасностью для меня, и я теперь поняла это предельно ясно, была именно моя женственность.
Отныне, открыто и честно, от этого надо отречься. Именно этого стоило больше всего опасаться, именно это было наибольшей опасностью для женщин — их собственная женственность, то, что спрятано, глубоко в их сердцах и животах. И я боялся заглядывать так глубоко внутрь своего «я», ибо боялась того, что могла бы там найти.
— Я — свободная женщина, — крикнула я. — Я свободна! Я свободна!
— Конечно же, — кивнул Лигуриус.
— Я хотела бы обуться, — решилась я проверить его слова.
— А Вы получили разрешение сделать это? — тут же спросил он.
И я снова испуганно посмотрела на него.
— Вы можете это сделать, — улыбнулся он.
Я стремительно запрыгнула в свои сандалии, и что интересно сразу же почувствовала себя более безопасно. Есть что-то о том, чтобы быть босой перед обутым мужчиной, что-то, что заставляет женщину чувствовать ещё большей рабыней перед ним. Все её чувства усиливаются ещё больше, конечно, если женщина обнажена, или одета лишь частично, каковой, повинуясь его приказу, в этот момент была я. Рабыням, конечно же, часто приказывают раздеваться перед их владельцем, и их одежда, любом случае, всегда является предметом его разрешения.
В обуви, что интересно, я снова почувствовала себя Татрикс Корцируса.
— Есть ли в городе шпионы? — поинтересовалась я.
— Несомненно, у Аргентума хватает шпионов в нашем городе, — признал Лигуриус.
— Наши шпионы, — уточнила я. — Те, кто шпионят за нашими собственными людьми.
— Конечно, — признал он и это. — Это — обычная предосторожность характерная для любого города.
— И кому эти шпионы докладывают? — спросила я.
— Надлежащим органам, — уклонился он от пряного ответа.
— А почему, я не знаю о полученной от них информации, — поинтересовалась я.
— Вы всё ещё обучаетесь управлению Корцирусом, — выкрутился министр.
— Как идёт война? — наконец, задала я наиболее важный вопрос.
— Как я сообщал ранее — хорошо.
— Враги, уже в пределах двадцати пасангов от Корцируса, — воскликнула я возмущённо, но тут же захлопнула рот.
— Эта информация, насколько я знаю, близка к правде, — признал он.
— Но это же слишком близко! — заметила я.
— Такие вопросы находятся скорее в компетенции наших генералов, я не Татрикс, — отрезал первый министр.
— Это слишком близко! — настаивала я.
— Скоро мы перережем их линии снабжения, — отмахнулся он. — Не берите в голову, Леди Шейла. Наши войска одержат победу.
— Но Ар находится в состоянии войны с нами! — возмутилась я.
— Это верно, — напрягся он. — Но мы вскоре ожидаем подкреплений с Коса.
— Я боюсь, Лигуриус, — призналась я.
— Нет ничего, чего бы стоило бояться, — постарался успокоить он меня. — Город в безопасности. Дворец неприступен.
— Я не хочу войны, — заявила я. — Я хочу остановить бои. Я боюсь. Я хочу прекратить это!
— Такие вопросы, вне Вашей компетенции. Оставьте их другим.
— Но враги, конечно же, рассмотрят наше предложение перемирия! — рискнула предположить я.
Лигуриус удивлённо посмотрел на меня и, внезапно, захохотал. Его смех поставил меня в тупик. Я почувствовала, что, возможно, ляпнула что-то невообразимо наивное и глупое.
— Это не будет ими рассматриваться? — спросил я.
— Да, — сквозь смех проговорил Лигуриус.
Неужели враги настолько озлоблены, настолько непоколебимы? В таком случае, что же привело их в состояние такой военной ярости? Чего они хотели потребовать от Корцируса?
— Попросите их о мире! — всё же решилась предложить я.
— Всё идёт строго по плану, — заявил Лигуриус. — Мы просчитали все случайности.
— Я хочу, чтобы мы предложили начать мирные переговоры, — настаивала я.